Виктор Голков - Тротиловый звон

За какой-то далекой чертой,

Эта жизнь, затворившая двери,

Становилась ночной темнотой.

Воздух в час рассвета

Холоден и чист.

Умирает лето,

Как кленовый лист,

Что застыл, увядший,

И летит, кружась,

Одинокий, падший

На дорогу в грязь.

Лишь кусты теснятся

Около стены.

Запоздало снятся

Летние им сны.

Только сиротливо

Над водой склонясь,

Покачнулась ива,

И звезда зажглась.

Итак, бестелесность сильней, чем тело,

Но память – сильней всего.

Живешь на земле ты, такое дело.

Безлично твое родство.

Ведь даже во сне окружают стены

Светящийся сад в цвету.

По эту сторону ты, несомненно,

А вся твоя жизнь – по ту.

В груди таинственное жженье.

Становится понятно мне,

Что это – рукоположенье

В сан сердца – нового вполне.

Как духи на краю иголки

Надежды больше не стоят.

И все сметает кривотолки

Судьба, горючая как яд.

Отлаженный организм –

источник моего спокойствия.

Ничего не болит,

и чувства подконтрольны.

Но и в этой идеальной конструкции

есть место для тревог и страхов,

Так как нервная система и мозг

безусловно доказывают,

что тело – не навсегда.

Одноклассник Серега

сидит в подмосковной берлоге.

Ни друзей, ни семьи,

лишь галдит телевизор,

Чей экран полыхает синюшно.

Хочешь верь, хочешь нет –

он к нему прикипел до конца.

Смысл жизни,

о чем ты бормочешь:

Что ты существуешь, не так ли?

Эту жалкую ложь

опровергнуть нетрудно.

Напрягаться не стоит –

Достаточно с ним посидеть.

Липы и каштаны –

Давние деньки.

Более, чем странно,

Как они легки.

Дед мой с бабкой жили

В этой стороне.

Это правда, или

Все приснилось мне?

Исчезают в яме

Шепот твой и крик.

Тянешь руки к маме –

Сам уже старик.

Только ветер гонит

Рваные листы.

А когда хоронят,

То глаза пусты.

Если в рифму не пишется,

просто пиши.

Будешь кем-то прочтен.

Остальное не важно.

Между формой и смыслом

имеется связь.

Будешь формы лишен.

Остальное не важно.

Проницающий ум

прикоснется к душе,

чтобы выявить смысл.

Остальное не важно.

Ни заветного бреда,

Ни счастливого дня,

Даже если беседа

Чаще – просто грызня.

Что-то цедит сквозь зубы,

Волоча на правеж,

И витийствует грубо

Повседневности ложь.

Но грядут перемены –

Завернешься в песок.

Зазвенит незабвенный

И родной голосок.

Он жил во время оно,

Когда читали всех

Наивно и влюбленно,

И ждал его успех.

Известен, и оценен,

И даже знаменит

В стране, где слово «Ленин»

Еще в ушах звенит.

Но вел, как оказалось,

Тот путь в сплошную тьму.

И мертвая усталость

Простительна ему.

Так о чем же я хотел сообщить?

Что устал я эту тяжесть тащить.

И морщины поползли по лицу,

Как примета приближенья к творцу.

Я, конечно, понимаю и так,

Что судьба моя – затертый пятак.

И, как сотни миллионов, я жду

Час отправки на ночную звезду.

Это, в общем-то, пустой разговор,

Но под занавес грядет приговор.

Не нужны мне больше хлеб и вода,

Если ждет меня ночная звезда.

Жизнь окончена прежняя,

И навстречу плывет

Незнакомая, нежная –

Пара крыльев вразлет.

Мимолетным свиданием

Насладясь на лету,

Под привычным страданием

Ты подводишь черту.

Бесконечно приближенный

К царству света и трав,

Над судьбой своей выжженной

Пролетаешь стремглав.

Бред системы эндокринной –

В мозге черные ручьи.

Плод фантазии старинной –

Годы долгие мои.

Вот судьба сгустилась в массу,

Источающую свет,

За которым вьется трасса

Всех шестидесяти лет.

Я страну покину скоро

Изувеченной мечты,

Где засохшие озера –

Как разинутые рты.

Безнадежно память затвердела,

Не желает образы творить.

Ностальгия покидает тело,