Виктор Голков - Тротиловый звон

В пространстве, намертво прикованном к предметам,

Где под акацией прохладно было летом.

Году в каком-нибудь, а впрочем, ни в каком,

Лишь отсвет розовый над ржавым косяком.

Желание жить на земле,

Привычка дышать кислородом.

Молчание вслед за разбродом

И спячка глухая во мгле.

Я лиц не припомню родных –

Все больше случайные даты.

Душа, изнываешь всегда ты,

Без праздников и выходных.

Это в общем-то, очень приятно,

Что уже не болит голова.

Только вот – пустота необъятна

И бессмысленны наши слова.

Лишь душа воспарит бессловесно,

Излучая таинственный свет.

В никуда поднимаясь отвесно

И сквозь вечность скользя, как корвет.

Я смотрю – эвкалипт утомленный

Золотистый песчаник пророс.

Как он выжил здесь? – это вопрос.

Но измучился, вечно зеленый.

В обрамлении чахлой листвы

Не способен отбрасывать тени.

Всех ненужней, бессильней, блаженней,

Всех угрюмей в кругу синевы.

Все так или иначе

Устроится, ведь так?

Забыв о неудаче,

На пять минут приляг.

Не рассуждать попробуй,

Не создавай проблем.

Твой век высоколобый

Уходит насовсем.

Пробел оставив гулкий

И след на вираже.

Да сон о переулке,

Где не живут уже.

Я из секты затворников.

Ценит все мой мирок

По количеству сборников

И прозрачности строк.

Мир изящной словесности,

Где пророчит любой,

Холодок неизвестности

Замыкая собой.

Слово тоже оружие,

Хоть бесплотный ручей.

А у глаз полукружия

От бессонных ночей.

Вокруг меня вещи без счета и меры,

Понятно, ведь я их люблю.

И сам я, по логике смысла и веры,

Немного сродни королю.

Но голос пророческий, звонко-высокий,

Что душу мне рвал на куски,

В ночи перестал диктовать свои строки.

И вот – ни единой строки.

Если проповедь внезапная донеслась

Из окна какого-то этажа,

Ей на милость мгновенно душа сдалась,

По квадратной каморке своей кружа.

Но, скорее всего, позабыл проповедник,

Свой примерив сюртук, подойти к окну.

Нет прозрения. Меж пустотой посредник

И бессоницей, тихо иду ко дну.

Заставляешь, а не просишь

Смесь горючую вдыхать.

Ты меня под корень косишь –

Ничего не услыхать.

Суетливый и прилежный,

В счастье смысла не ища,

Я ловлю твой взгляд небрежный

Из-под черного плаща.

Я зову судьбу иную

И над крышами лечу.

Повесть горькую земную

Слушать больше не хочу.

Смерти факт опровергая,

Брезжит правда бытия.

Я уверен – жизнь другая

Будет лучше, чем моя.

Идешь за звездой путеводной,

А мысли построились в ряд.

Они в простоте первородной

О жизни твоей говорят.

В том царстве, где гулко и сине,

И страхи за каждым углом,

Живешь в толчее, как в трясине,

В пространстве меж явью и злом.

Там веруют в силу хамсина

И желтую кривду песка.

И жесткой травы парусина

Погост прикрывает слегка.

Мой словарь истощился порядком,

Там не не стоит искать новизны.

Расплескались по пыльным тетрадкам

Стихотворно воспетые сны.

Но, возможно, еще пригодятся,

Чтоб какой-нибудь старый дружок,

Чьим талантом в народе гордятся,

Протрубил в свой победный рожок.

Ну а я? Несущественно, впрочем,

Если творчество – суть дубликат.

И оскалился стих многоточьем,

Отдаваясь в бессрочный прокат.

Есть свобода суицида,

Близкой вечности завет.

Если я на волю выйду,

Я увижу яркий свет.

Воля – тонкая граница,

За которой сон исчез.

Только желтая страница

Да извилистый разрез.

Только шелест яблонь спелых

Ощутимее стократ.

Облаков молочно-белых

Выше перистый парад.

Время – щелчок и готово,

Только кивнул головой.

Вместо того, обжитого,

Мир совершенно не твой.

Вряд ли себя распознаешь

В скучном, почти пожилом.

Так для чего вспоминаешь,

Сидя за черным столом?