Виктор Голков - Пыль над городом. Избранное

Пыль над городом – жёлтая маска.
Помутнело в машине стекло.
Сочиняется страшная сказка,
быть в которой – моё ремесло.

Стал я ближе не к небу, а к Мекке,
к иудейской отраве приник.
Человеки кругом, человеки,
да песок – вперемешку и встык.

Он когда-то торчал монолитом,
перерезать пространство хотел.
Всё равно: быть живым, быть убитым,
лишь бы он на зубах не хрустел.

Золотая метка –
Одинокий лист.
До утра над веткой
Слышен ветра свист.

Скоро заискрится
Чёрная вода.
Здесь не станет птица
Вить себе гнезда.

А чтоб ветер жгучий
Не унёс тайком,
Он на землю лучше
Упадёт ничком.

Наутро белый саван сшили
Туманной осени.Как в шторм,
Сугробы-волны заходили,
И птичий затерялся корм.

В нас остаётся мысль о лете.
И только.Замерзает взгляд
На ветках, что в неверном свете,
Белесом, неподвижно спят.

Как всегда, необычайно странен,
Вечер, расплескавшийся в тумане.

Как обычно, свыше всяких мер,
Спящий город тих, безлик и сер.

Только крылья настоящей птицы синей,
Голубее не бывает и невинней,

Над пустой столовой, на углу,
Машут мне сквозь уличную мглу.

Оторвали от Москвы
И великого Ростова,
И упало наземь слово,
Как корона с головы.

На другом краю земли
Пользую святое право,
Бросив мёртвую державу,
Лазить по уши в пыли.

Мы шли по прозрачному лесу,
Болтая о том и о сём,
Не чувствуя страшного веса,
Который сейчас мы несём.

А может в году достославном
Брели по дороге пустой,
Мечтая о чём-нибудь главном,
Какой-нибудь цели святой.

И вовсе не выглядел старым
Тот город, где крыши внахлёст.
И тени скользят над бульваром,
Касаясь верхушками звёзд.

Снова смотришь взглядом
ностальгическим…
Знаешь, я тебя не выбирал.
Стала ты явлением логическим,
Даже если где-то я приврал.

Тронутая тенью увядания,
На исходе лета ты мила.
И струится холод опоздания
Возле нас, сидящих у стола.

Шепчешь мне свои слова горячие,
Принимаю этот нежный вздор.
Любят так одни только незрячие,
В комнате с исходом в коридор.

Я мог бы родиться арабом из Газы,
Бормочущим суры протяжно
В каморке, где нет ни ковра, и ни вазы,
Нет радио, впрочем, не важно.

Но я появился в Советском Союзе,
Кряхтящем под властью народа,
Мусолящем красную тряпку иллюзий
Бог знает с которого года.

И вот наконец-то в Израиле тесном
Я втиснут в железную рамку.
Манером, до тонкости в общем известным,
Я должен тянуть свою лямку.