Виктор Голков - Пыль над городом. Избранное

И различает фасеточный глаз
В тёмно-зелёной оправе
Конус трубы, что стремглав поднялась,
Небо насквозь пробуравив.

Здесь до зимы не дано простоять
Тихо живущим и сонно –
Чёрной лопаты торчит рукоять
Между лопатками склона.

Жизнь вокруг без меры и без края..
Как постигнуть эту глубину?
Суть моя, которой я не знаю,
Может быть, похожа на волну.

Как волна, едина, единична,
Безымянна – скроется вот-вот.
Как волне, ей так же безразлично,
В чьей душе сейчас она живёт.

И летит, собой пространство меря,
В тишине, во мраке, без огня.
Я не знаю, почему я верю,
Что она вмещается в меня.

Может, только слившись с тем простором,
Что лежит за гранью бытия,
Я пойму наречье, на котором
Говорит со мной судьба моя.

Утра тяжёлая мякоть,
Сны разбежались, как псы.
Улицу в эти часы
Плёнкой оклеила слякоть.

Осень, последние дни.
Ветки распухли как вены,
Лишь зеленеют блаженно
Тонкие ели одни.

На расстоянье руки
Зданий рассыпалась груда.
С разных сторон, отовсюду,
Окон ползут светляки.

Странный парад ноября –
Дней молчаливых армада.
И слюдяную громаду
Неба – пробила заря.

И всплески и вспышки со всех сторон,
И плач переходит в смех.
Кровавая роза и ржавый патрон,
И жизнь, что одна для всех.

Распасться на части, рессеяться в пыль…
Закон всеединый- вот.
Зачем же так сладко шумит ковыль,
И птица зачем поёт?

Пусть горстью холодных, скупых огней
Осыпался твой расцвет,
Но тех мимолётных и жарких дней
Трудней и счастливей нет.

Опять октябрь, прозрачная прохлада,
С высоких крон сползает их убор.
Знакомо всё – на расстоянье взгляда
Всё те же площадь, статуя, забор,
И надо мной – акации громада.
Две женщины вступили в разговор,
И друг о дружку бьются струйки пара.
Теснится очередь, как длинная отара,
Её окутать хочет синий флёр,
Но всё высвечивает солнечная фара.
Да так уж водится – горит большой костёр,
И мчится улица, пространство рассекая,
А рядом где-нибудь ручей несёт, стекая,
Обрывки ветоши, золу, бумажный сор.
И ночь бессонная болит, не иссякая.

Короткий обморок весенний,
Природы пёстрый трафарет.
И над осколками растений
Нависший, сумеречный свет.

Качает тёмная речушка
Зелёной водоросли ус.
И как разбитая игрушка!
Вагонный остов – мёртвый груз.

Полузнакомое, чужое,
живущее в ином кругу.
Конечно так, но хорошо я
Себя здесь чувствовать могу.

Когда иду, не поднимая
Глаз от земли, в какой-то миг
Мне кажется, я понимаю
Гранита каменный язык.

Часть речи скромная – глагол,
Её простой чернорабочий.
Несёт безропотно, как вол,
Своё ярмо с утра до ночи.

Кто знает, сколько тысяч лет
Прошло с тех пор, как он впервые
Заставил двигаться предмет,
Как тучу – вихри штормовые?

И ухо сноба обожгло
Значение, светло и голо.
И прилагательное зло
Косилось в сторону глагола.

А он, слагая и верша,
Корпел, не разгибая спину.
Лишь окрылённая душа
Неслась, как по теченью льдина.

Цедятся дни тяжело и тягуче,
Ночи длинней и длинней.
Всё же не знаю, что может быть лучше
Этих насупленных дней.

Снова готовятся птицы к отлёту –
Поздняя осень близка.
Вдруг рассекла тишину и дремоту
Дикая песнь вожака.

И поднялось всё в порыве едином,
Крыльев разносится стук.
В дальние дали рассыпчатым клином
Движется стая на юг.

Снизу, с земли провожаю их взглядом,
Слышу гортанный их крик.
Воздух, пропитанный влажным распадом,
В глубь моих лёгких проник.

Ночь в середине, проходят парадом
Длинные, тёмные сны.
Я просыпаюсь и ровное рядом
Слышу дыханье жены.

Сына могу я рукою коснуться,
Кажется, вправду не сплю.
Счастье, что рядом дано мне проснуться
С теми, кого я люблю.