Зачем же лукавить, какого, мол, чёрта,
Я не был китайцем и греком.
Не ел натощак шоколадного торта
В стране, истекающей млеком?
«Эта древняя повесть звенит, как металл…»
Эта древняя повесть звенит, как металл.
Лёд декабрьский был тонок…
Белым лебедем, кажется, так и не стал
Гадкий серый утёнок.
Значит, кожа свиная рябит сквозь узор,
ночь опять распростёрлась.
Хоть на пёстрой обивке как будто с тех пор
Позолота не стёрлась.
Что за дело – несчастную клячу хлестать
И корячиться в спешке?
Потесниться пора б, чтобы вовремя внять
Старой датской насмешке.
Снова пьяную песню горланит мужлан,
Где-то рядом, как прежде.
Значит прав был, воистину, Ганс-Христиан –
нету прока в надежде.
«Нельзя утверждать, что меня далеко унесло…»
Нельзя утверждать, что меня далеко унесло:
Уключины целы, волной не разбито весло.
И ветром солёным ещё не продуло насквозь,
Как если бы море всерьёз за меня не бралось.
За что-то жалея, меня утопить не хотело
И так притворялось, как только оно и умело.
Неужто и солнце хоронится этой водой?
Я видел, как пеной туман становился седой.
И в фосфоре море от всех затонувших сокровищ.
Я чувствовал шорох по дну проползавших чудовищ.
Мог дикие бредни единственно так отвести –
Я понял – от смерти одно остаётся – грести.
Безумие страха, я вырву проклятое жало!
От соли рубаха к склонённой спине прилипала.
Спасусь, я уверен, там берег маячит вдали.
Мне хватит, конечно, клочка задубевшей земли.
«Деревья листья скинули…»
Деревья листья скинули –
Со всех убор слетел…
Как будто сердце вынули
Из деревянных тел.
И вот они колонною
Стоят в одном строю,
Как будто осуждённые,
У жизни на краю.
Не стонут и не мечутся –
Хоть в ров, хоть на костёр.
Ты помнишь, человечество,
про братьев и сестёр?
«В сторону, в сторону от их столбовой дороги…»
В сторону, в сторону от их столбовой дороги.
В чащу глухую и сонную путешествие длится моё.
Туда, где под снегом прячутся медвежьи берлоги,
И где над верхушками кружится голодное вороньё.
Вижу, как ветками гнутыми прорастать начинает кожа,
Слышу, как замедляется ток кровяных телец.
И ноги корнями становятся у моего подножья,
И непонятно – это начало или конец.
Итак, прощайте.Пурга меня заметает по плечи,
Хоть подземные воды теплятся, силы мои храня.
Отныне дерево я, и ничто человечье
Больше меня не обманет, просачиваясь сквозь меня.
Буду стоять без устали, землю пронзив корнями,
И в непогоду лютую не задрожу на ветру.
И не склоню я голову, если даже забьют камнями,
Или начнут соскабливать живую кору.
«Дерево – извилистые ветки…»
Дерево – извилистые ветки,
Твёрдый ствол, застывшая кора.
Неподвижность и живые клетки,
На ветвях распятые ветра.
Заслонило солнца свет собою.
Рук моих кора не холодит.
Тихой жизни, скрытой скорлупою
Мёртвой кожи, – взгляд не разглядит.
И кипит, ничьим не видим глазом,
Жёлтый сок в артериях ствола,
И понятье обретает разум
О судьбе, что вглубь себя ушла.
Кем я был? О чём я прежде ведал,
На какой земле, в какой стране?
Почему молчание я предал,
Без меня живущее во мне?
«Обуглившиеся от бедствий…»
Обуглившиеся от бедствий,
Под ветром с четырёх сторон,
Деревья сонные, как в детстве,
Свой видят тридевятый сон.
Глуха броня, но как из глины,
Внутри их тёмные тела.
И изморозь до сердцевины,
Остановившись, не дошла.
Дышать ветвями, коченея
От холода.Вздыматься, петь.
Весёлым пламенем гореть,
случайного бродягу грея.
«Жизнь – безумная задача…»
Жизнь – безумная задача,
Но она проста.
Разве что-нибудь я значу,
Бхагавад –гита?
В этих джунглях непролазных
Как концы свести?
Тишине твоих согласных
говорю : прости.
Ни любовному ненастью!
Горю, мятежу.
Ни сияющему счастью
Не принадлежу.
«Если ты на излёте…»
Если ты на излёте,
То уже ни к чему
Откровения плоти
Ни душе, ни уму.
Читать дальше