Андрей Вознесенский - Ямбы и блямбы

Где запропастились кенари?
Нет красногрудых птах.
– И вам не страшно, Тедди Кеннеди,
жить под псевдонимом «Патриарх»?
– Мы живём, себя растратив,
перед вами два пути:
быть в борьбе скандальных братьев
иль в сторонку отойти.
Нету третьего пути.

Пока праведно убитые
отлеживаются в гробу,
народ делит свои обиды,
увеличивается табу.

Отвечает Тедди Кеннеди,
патриотический перегар:
– Благодарствую за пендели
и кликуху «Патриарх».

Может, третьей нет дороги.
Но я третий путь нашёл.
Это мой четвероногий,
цветаевский рабочий стол.
На стол ставлю чай и крендели.
Вы ж бегите за вином.
Я писал стихи о Кеннеди,
а написалось об ином.

Дом без лифта. Дым без фильтра.
Без конфликта нету флирта.
Вверх. Вниз. Вниз. Вверх.
Вернись, изувер.
Лифт. Лэфт. Блеф. Лофт.
Дефолт. Во времена дефолта
не летайте самолётами «Аэрофлота».
Пейзажист Коро.
Пей за жизнь, Коро!.. о рок, орок…
Штокгаузен. Брамс. Блямс. Блямс.

Лифт похож на Нотр-Дам.
По этажам, как по годам.
Лифт стоит, как позвоночник.
Средь его гостей полночных
в клетке лифта мчится Кеннеди.
Он кумир московской челяди.
Сам, конечно, вдрабадан.
В окруженье милых дам.
Нету Кеннеди. Где Кеннеди?
Справа. Слева. Сзади. Спереди.
Неизвестность и туман.

Так случалось с ним нередко.
Без таблетки. Без розетки.
– Закусите табуреткой! –
Крикнул он и смылся в зал.
Только лифтовая сетка
Сзади. Снизу. Сверху. Спереди.
Нету Кеннеди.

Сбоку от летящей клетки,
как ужасный зоосад,
нам не видимые предки
ждут. Волнуются. Кричат.
До свидания, мистер Кеннеди!
Мой подарок к Рождеству.
Думаю, себя не клепите,
примыкая к большинству.
Ничего вы не измените
ни в себе, ни в потрохах,
до свидания, Тедди Кеннеди.
До свидания, Патриарх.

Вы хитры, как Патрикеевна.
Нам – ГУЛАГ, а вам – гуд лак?
До свидания, Патрик Кеннеди.
Ваш ирландский дог кудлат?

До свидания, братья Кеннеди!
До свидания, Джон Кеннеди!
До свидания, Роберт Кеннеди!
До свидания, Эдвард Кеннеди!
До свидания, Джеки Кеннеди!
До свидания, Жаклин!
Что уносите в небо, – лебеди?
Или журавлиный клин?
До свидания, гирлянды,
нарисованные на стенах, –
носят по двое их ирландцы,
как раненых на простынях.

До свидания, до свидания.
Малость ты меня подожди.
До свидания, святая…
Маленькая леди Ди.
До свидания, новый Кеннеди.
Наша встреча ещё впереди.
Ты, забытая мною в Ташкенте,
Господи, не приведи!
До свидания, поэма.
(Музыка Тариверди…)

Вам снятся крепкие девицы,
полуодетые в кримплен.
Ты не буди меня, мне снится
Прощание с Жаклин.

Она выводила меня из потёмок
салонов, выставок и могил.
Хотела скупить все мои видеомы –
я с ходу ей бабочку подарил.
Звалась она бабочкою Набокова.
Мы с лёта удивление смахнём.
Среди эмигрантского быта убогого
родился малиновый махаон.

Она его в спальню свою присобачила.
Баю-бабочку – парвеню.
Чтобы как лейбл на стеклянной баночке
глядела на Пятую авеню.
Когда через год я вернулся опять,
видеому её напрокат
для Европы дала,
меня повстречали замолкшего
чёрные зеркала.
И вновь небеса озарятся мозаикой.
Над долиной горит газолин.
Бабочка, оставшаяся без хозяйки,
стала бабочкой Жаклин.

Не богословская система,
не мемуарное враньё –
фотоциклетная поэма,
ты – послесловие моё.
Я выйду после написанья
с прошедшей жизнью визави,
как понимаете вы сами,
опустошённый от любви.
Как луг некошеный, роскошный.
Как направлением права,
из брошенных собак и кошек
растёт зелёная трава.
И сердце втихомолку ёкнет,
когда увижу издали,
как мной посаженные ёлки
чуть отделились от земли.
Читая Уголовный кодекс,
я понимаю, почему
мои товарищи уходят
по одному, по одному…
Я помню – мы любили группой,
но почему-то жгло глаза:
следя, как медленно по крупу
сползала мутная слеза.
Один шагаю в мирозданье.
И никогда, и никогда
я не стремился в групп-изданья.
Я – одинокая звезда.
Благодарю вас за расходы,
я через несколько минут
уйду. И никакие фото
меня обратно не вернут.

Роберт качал рассеянно
целой ещё головой,
смахивал на Есенина
падающей копной.
Как у того, играла
луна над бровью.
Думали – для рекламы,
а обернулось кровью.
Незащищённость вызова
лидеров и артистов,
прямо из телевизора
падающих на выстрел.