Максим Рыльский - Стихотворения и поэмы

Лишь один такой бывает вечер
В долгой жизни каждого из нас,
Только раз так замирает сердце
В сладостном предчувствии, что счастьем
Было бы вернее называть.

Голоса детей в лесу звучали,
Как звучат лишь в сумерках весной,
Тихий звон катился по опушке,
И ледок хрустящий, говорливый
Под твоею ножкою трещал.

Мы зашли вдвоем в какой-то погреб.
Занавеска, фуксия, герань,
И тарань сухая на тарелке,
И стаканчик водки контрабандной —
Всё осталось в памяти моей.

Грешницей себя ты называла,
Чужемужняя тогда жена…
Слышен был в словах твоих случайных,
В поцелуе крадено-коротком
Горькой хвои чистый аромат.

Дымом катится весна,
Ветер гонит, ветви клонит,
Капли солнца в снег уронит —
Зарокочет, как струна.

Свежий ветер пахнет хлебом,
Дымной влагою земли…
Синевой слились вдали
Ширь полей, река и небо.

Ты дорогу перешла,
Ведра полные качнула…
Не одна весна минула,
Не последняя пришла.

Мой сын, грибок на двух тончайших ножках,
Сегодня в первый раз уходит в школу.
Пенал, портфель, костюмчик голубой
Так необычны и неповторимы,
Как первый плач, как первый возглас: «Ма…»
В потоке темных, русых, белокурых
Он прошагал ко входу — и несмело
И с твердостью. И двери затворились,
И я остался в коридоре. Где-то
Звенел звонок. Я вынул папиросу,
Побаиваясь строгого швейцара
И чувствуя себя таким же крошкой,
Таким счастливым, как и мой грибок.
Учиться! Слушать дальний гул веков!
Расти и развиваться! Ясно видеть,
Всё зорче видеть юными глазами:
И землю нашу, лучшую из лучших,
Возделанную общими трудами,
И небеса, куда пилоты наши
Всё выше мчатся на стальных крылах!
Мой маленький! С тобою я и сам
Вновь сел бы на скамью, свою тетрадку
Раскрыл на парте, подтолкнул соседа
В бок или в спину (вечная забава,
Какой, наверно, дань в былом воздал
И сам Декарт, и Гете, и Гораций)
И слушал бы… Но поздно! Слишком поздно!
Тебе ж не поздно, милый мой глупыш!
Расти, живи — и знай, что нет нигде
Сильнее муки и сильнее счастья,
Чем в творчестве, — на всей планете нашей,
Прекраснейшей — клянусь — из всех планет!
Так думал я. А сверху, со стены,
Поглядывали на меня с улыбкой
Мичурин, Павлов, Маркс, и Менделеев,
И наш родной учитель, Ленин наш.

Людей различных вереница —
И мальчик, и старик седой —
Рукоплескать и веселиться
Идут под купол цирковой.
Как в песнях Беранже рефрены —
Слова здесь бойки, всё кипит.
Вдыхая запахи арены,
И конь здесь ржет, и слон трубит.
Под самый свод людское тело
Взлетает дерзновенно-смело,
Рассчитан точно каждый взмах,
Лишь восклицает зритель: «Ах!»
Хвала артистам вертким, быстрым,
Веселой ловкости хвала!
Здесь юность наша золотистым,
Цветистым маревом прошла.

Вьются во́роны встревоженно, —
Значит, вот уж и весна…
Сколько строк об этом сложено,
А не выпито до дна!

Первой мартовской синицею
Предвесенний сад звенит —
И тебя мне, смуглолицую,
Сердце вновь любить велит.

В зеленой бухте солнце и дремота.
Вдали дымится белый катерок.
За ним замкнулись водные ворота,
И ржавый ключ на дно спокойно лег.

И грудь тяжелодышащего моря,
Вздымаясь, опускается с трудом,
И мир прозрачен весь и так просторен,
Как для ребенка материнский дом.

Но облако стоит над горным склоном,
И тени от него простерлись ниц,
И розовые вьются стаи птиц,
Как снег, над морем тусклым и соленым.

Каплей в гулкую криницу
День скатился, отпылав…
Может, снова мне приснится
Белый вышитый рукав?

Молодость моя, быть может,
К изголовью припадет,
Руку жаркую приложит
К сердцу, чтоб растаял лед?

Может быть, я снова встречу
Всех, кого любил в былом,
Пиром праздник я отмечу
За сверкающим столом?