Бывало раньше: с радостным лицом
Знакомых Замитальский обгоняет,
С одними шутит, прочим — лишь кивает,
Поглядывая гордо на чужих;
А сколько панн, бывало, молодых
Съезжалось в Киев с мыслью о супруге,
Оружием имея стан упругий
Да очи-стрелы!.. Только глянет он —
И снег лица румянцем обагрен,
И глазки вниз потуплены… Эх! Где ты,
Пора, когда, по-старому одетый,
Он в шумных залах полонез водил!
У первых женихов он уводил
Партнерш на танец — так, для смеха, сдуру…
Липинскому [130] Кароль Липинский (1790–1861) — известный скрипач.
его фиоритуру
Не постеснялся… Снова сердце ныть
Как будто начинает (ненароком
Толкнул Тибурция, а тот под боком
Храпел вовсю)… Эге! Да он прилип —
Не отдерешь! Прирос ведь, как полип!
Поэт, подумаешь!
Но в ту минуту,
Долину миновавши, сани круто
Рванулись в гору. И навстречу им
Вдали блеснул узором золотым
Высокий, стройный и лучистый Киев.
Про Гедиминов тут и про Батыев
Невнятно вдруг забормотал поэт,
Очухавшись. А Замитальский: «Нет!
Довольно киснуть! Ну-ка, хлопче,
z bicza!» [131] «Pal z bicza!» — «щелкни кнутом, бичом!» Это считалось у старого польского панства особым шиком.
И вот вспорхнула с быстротою птичьей
Надежда, по-былому молода:
«Как! Покориться? Сдаться? Мне? Ну, да!
Не из таких!»
Валит валом, бушует
Приезжий люд. В блестящих, пышных сбруях
Вдоль улиц кони быстрые летят,
У лавочек приказчики кричат.
Блестя гербами, катятся кареты
(Теперь, читатель мой, уже нигде ты
Сооружений не найдешь таких),
Они невест привозят молодых
Под взглядами мамаш благочестивых,
И шарабаны панычей гулливых,
И брички Бросмана [132] Брички Бросмана — изделие знаменитого мастера Бросмана из Галиции.
гремят кругом
Весь день, без устали… А вечерком
Поет какая-нибудь Каталани.
А патриоты тихо про повстанье
Речь тайную по уголкам ведут.
Днем снова — покупают, продают,
Плутуют, женихаются, условья
Подписывают. Вечерами вновь их
В театре мы встречаем, где «Бандит
Венецианский» воет и гремит,
«Свет» отражая, никогда не бывший.
А те спешат по улочке утихшей
Туда, где можно и водчонку пить,
Да и любовь недорого купить
(Тайком — второе, первое — открыто),
Тех поит ресторатор знаменитый
Венгерским крепким и клико со льдом…
Вот и Марьян с «Кирилом-казаком»,—
Хотя, бедняги, денег не швыряют,
Зато везде, конечно, поспевают,
И каждый (то-то рыцарская кровь!)
Ввязаться в умный разговор готов.
Лишь только бы компания нашлася…
Еще носить не кончив траур, Стася,
Однако, тоже с теткой прибыла
На ярмарку. Серьезные дела
У ней здесь были. Правда, танцевать ей,
Пожалуй, рановато, — но крылатый
За нею мчался кавалеров рой
С изящной лестью, с шуткой записной
Повсюду. И однажды, в миг счастливый,
Гуляя как-то с тетушкой болтливой,
Весенним ясным днем ослеплена,
С Марьяном повстречалася она.
Марьян ей молча, низко поклонился.
Но разговор немой в глазах родился
Меж ними. Правда стала им ясна:
Он вновь любил. Любила и она,—
Ведь горяче́й еще любовь пылает,
Когда размолвка милых разлучает,
А ревность только дразнит, как вино
Наш аппетит (твердят о том давно
Писатели, всё доказав умело).
«Пить — дело панства, есть — холопье дело!» —
Вскричал Марьян, подняв бокал вина. —
А правда — в кубке, значит, пей до дна!
И «балагулы» — по бутылке братья —
Пьют (кто — в кредит, а кое-кто и платит).
«Еще вина!» — кричат наперебой.
Но вечереет. Двинулись гурьбой
И очутились все в концертном зале.
И вот он сел, волшебник, у рояля [133] Здесь представлены некоторые черты знаменитого композитора и пианиста Ф. Листа, который бывал и выступал в Киеве во время контрактов.
И, волосы откинувши рукой,
По клавишам ударил — и волной
Вихрь пролетает по клавиатуре.
Еще не буря — вздох далекой бури,
Но замерли сердца!.. Уже болят
От радости и страсти… Вот — гремят
Вдали грома́ и громоздятся тучи!..
Как нестерпимо знойно!.. Вновь могучий
Бьет клавиши властительной рукой.
…И налетает звуков дивный рой,
И ширится… И по стене высокой
Бегут миры… О чародей жестокий,
Мучь сердце, мучь! И проклят будь покой!..
И всё погасло.
Кто ж, такой смешной,
Здесь кланялся и кланяется снова?
Кому?.. Еще средь скопища людского
В хлопках холеных бархатистых рук
Не догорел последний, черный звук,
А уж кругом стрекочут: «Знаменито!
Чудесно! Сколько силы!» И разбито
Очарованье.
Вновь он сел. Журчит
Лесной поток. Далекий лес шумит.
Бежит по листьям ветер легкой трелью.
В ручье на солнце плещутся форели.
К воде склонилась девочка, пред ней
Сверкает чистым зеркалом ручей,
Чтоб юный образ мог в нем отразиться…
Неужто эти томные девицы
И барыни, что здесь сидят вокруг
И дружным хлопаньем лилейных рук
Встречают иностранца-чародея,
За пустяковую вину умеют
Служанок дома по щекам хлестать?
Кто мог бы здесь уверенно сказать,
Куда он сам отправится с концерта?
Читать дальше