Максим Рыльский - Стихотворения и поэмы

«Тень счастья… и она сейчас растает».

Пискливый чертик в ротике ребенка —
Вещь нудная. Мой сын еще в пеленках
Его боялся — то-то сын-мудрец!
Он с ним не свяжет, как его отец,
Контрактов [127] Контракты — в прошлом ежегодная ярмарка в Киеве, куда съезжалось множество помещиков. в Киеве, с базаром конным,
Со снегом мокрым, с кленом удивленным,
Со старым домом, с криком торгашей
И с пряником, который для детей
Всего вкуснее, — лакомством убогим.
Сын встанет на окрепнувшие ноги,
Потом науку мудрую пройдет;
Меж вороха отцовских книг найдет
Он всеми позабытую книжонку
И, в изумлении раскрыв глазенки,
«Контракты» слово прочитает там.
Меж тем, читатель, довелось и нам
«Контрактов» запоздалые затеи
Увидеть в детстве. Искренне жалею,
Что на уэллсовой машине [128] Уэллсова машина — см. его роман «Машина времени». вас
К тем дням я не могу умчать сейчас,
К тем дням, когда гудел весь Киев пьяно,
Когда кареты, брички и рыдваны —
Всё, как река, по улицам текло.
Как хорошо, что время то прошло
И никогда не возвратится боле!
Ведь это ж крепостной — презренный, голый,
Слезами, кровью замесивши пот,
Дворцы построил для своих господ,
Где панство, в бархате, в шелках расшитых,
Встречало виртуозов знаменитых,
Играло в карты, где вино текло
Рекой, хоть заморенное село
И за год денег тех не собирало,
Что здесь за сутки дама рассыпала,
Швыряли «контракто́вичи»-паны!
Теперь скажи, любитель старины,
Ты не хотел бы «коррективов» этих?

Окутанный туманом, на рассвете
Старинный тихо движется рыдван;
Его на сани Замитальский-пан
Поставил мудро, едучи в дорогу, —
За жизнь свою поездив очень много,
Весне не доверял он с давних лет.
С ним здесь лакей и старенький поэт
Тибурций, носом в полусне клюющий;
Он улыбается на всякий случай,
Чтоб даже и во сне не пропустить,
Коль Замитальский вздумает сострить.
Однако пан (что можно счесть за диво)
Ни ядовитой шуткой, ни игривой
Обмолвиться не хочет: всё молчит,
Попыхивая трубкой, да свистит
Лихой мотив, поглядывая хмуро.
Кто человека изучил натуру,
Тому уж это был бы верный знак,
Что выдумщик, гуляка и чудак,
Не уступавший славному «Коханку» [129] «Пане Коханку» — так прозвали, за излюбленную его поговорку, польского магната Карла-Станислава Радзивилла — кутилу, шутника, любителя пиров и празднеств. ,
Не с той ноги поднялся спозаранку, —
Тибурций даже знает, почему:
Печальный вид мерещится тому —
Продажа родового их именья.
Но нет! Он на «контрактах», без сомненья
(А где и как? Черт знает — где и как!),
Наверняка обманет тех собак,
Что кличут кредиторами! (Отмечу —
Так Замитальский говорил…) Навстречу
Любой дурак не крикнет во весь рот
Противного и гадкого: «Банкрот!»
А дальше что?.. Но как всё это сталось?
Жилось так хорошо! Пилось! Гулялось!
Мужик пахал. А дочки мужика
Увеселяли пана-добряка,
И низко кланялись ему соседи
При встрече на пирушке иль обеде!
И сразу — на! В веселье и гульбе
Аукционом мерзостным тебе
Какой-то запаршивевший чиновник
В нос тычет! Кстати: надо безусловно
Игру с медведем нынче ж воскресить.
Да нет… не время! Нечем заплатить!..

Запас дорожный на санях тяжелых
Привязан сзади. Всё ж к разряду «голых»
Пан Замитальский не принадлежит:
Там целый погреб ценных вин лежит,
Окорока — на удивленье свету,
И золото! Ох… золота и нету!
Так! Разве малость… кучка векселей
Неверных. А! Проклятье! Сто чертей!
Когда-то у него гремели звонко
Червонцев жарких полные бочонки,
Поставленные рядышком в санях!
А тронувшись в поход, он на торгах
Купцам швырял червонцы — не иначе, —
Ни разу в жизни не забравши сдачу,
Что подобает только торгашам.
Фи! Сдачу брать!
Теперь зачем-то сам
Он в Киев тащится, себе на диво,
В соседстве с обезьяною плешивой
(Так звал он Аполлонова слугу —
Тибурция), что, выгнувшись в дугу,
Храпит иль треплет языком досужим!
И — вообще: зачем? Кому он нужен —
Весь этот мир? И небо? И поля?
Вся эта снегом скрытая земля?
Вороны эти на столбах дорожных?
И все повозки всех панов вельможных,
Что по дороге тянутся гуськом?