Максим Рыльский - Стихотворения и поэмы

«Я карты брошу только после смерти!» —
Так музыкант прославленный сказал.
Что ж удивляться, коль его застал
Пан Замитальский в клубном кабинете,
Где счастья легкого искали эти,
А те — ну, просто проводили ночь.
Но, конкурентов оттеснивши прочь,
Артиста, усадив за стол зеленый,
Доклевывал какой-то князь. Крапленой
Колодой (за спиной ходил слушок)
Орудовал удачливый князек,
Но что с того…
Средь сизого тумана
Пан Замитальский отыскал Марьяна,
Который с неизменным «казаком»,
С каким-то спившимся вконец панком
Играл азартно, ставя по копейке…
И тут у Замитальского идейка
Сама собой родилась: «Сделать свой
Театр!» Счастливый замысел такой
Был порожден отменным аппетитом.
Теперь-то он заткнет уж всем несытым
Заимодавцам глотки! Весь народ
К нему повалит! Панство понесет
Червонцев груды, кипы ассигнаций!
Смелей за это дело надо браться,
Побольше лишь «наяд» и «нимф» собрать,
Таких, чтоб… руки начали дрожать,
Когда посмотришь! Есть среди крестьянок
Такие… свежие!..
……………………………………
Встает туманный
Рассвет. Табачный синий дым висит
Пластами в комнатах. Марьян сидит,
Вдруг протрезвев, всё проиграв к тому же.
А Замитальский, улыбаясь: «Друже!
Тебе готов я проигрыш простить,
Но… лишь одно хочу я получить…
Я думаю — тебе не всё ль едино?
Отдай мне эту… как ее?.. Марину!..
И всё назад получишь, так и быть».
Марьян привстал:
«Прошу вас не шутить!»
Но через час — сменилася картина…
И вскоре к Замитальскому Марина
В навечное владенье перешла.
…Осклизлая, сырая ночь была,
Когда Марьян осклизлыми словами
Марине всё, потупясь, рассказал.
Но только он да мрак сырой узнал,
Какая кара ждет его отныне:
Кровь вольных предков вспыхнула в рабыне,
Встал за спиною тенью мститель-дед, —
И пану бросила она в ответ
В лицо горящей жаркой головнею
Проклятье, ненавистью налитое…

По лужицам на постоялый двор
Въезжает бричка. Кто б ни кинул взор
На эту бричку, если даже кони
Ему — ничто, постигнет, что персоне
Среди персон сей служит экипаж,
Что путник наш — приличий верный страж,
Что им всегда научен будет кучер,
Как выезд холить (надо лишь покруче
С ним поступать, спусти ему лишь раз —
Колеса перестанет мыть тотчас).
Итак, приезжий — вывод несомненный —
Был человек бывалый и степенный.
Конечно, так. Еще не старый пан,
Чей приобрел уже округлость стан,
Из брички вылез, надавив рукою
Плечо лакея. Перед ним дугою
Седой мишурес гнулся на крыльце.
Пан, с милою улыбкой на лице,
Как малую пушинку, снял с сиденья
Красавицу — супругу, без сомненья.
«Покой, да лучший!»
— «Пане, мы для вас
И не такой найдем во всякий час!
Вельможный пан! Вот радость-то какая!
Забыли нас!..»
— «Голубка! Дорогая!
Устала?» — будто слов и не слыхал
Почтительных, жене своей сказал
Приезжий.
«Да, немного, друг… дорога…»
…Вошли в покой. Заботливость, тревога,
Звучавшие в приезжего словах,
Понятны нам: и за жену был страх,
И страх другой — за существо второе.
«По правде, не с охотою — не скрою —
Иду я в город… Дело так велит!
Ты отдохни. Головка не болит?»
— «Нет, милый… только… нет, не знаю даже,
Сказать ли… так хотела б я…»
— «Куда же?
Я для тебя…»
— «В театр…»
— «Ну, вот куда!
Смотри, не получилась бы беда!»
— «Беречься буду. Прямо нет терпенья,
Так хочется увидеть представленье:
„Днепровская русалка и злодей“».
— «Твоей головке только до затей!..
Приехала, и полежать бы надо,
А ты — в театр…»
— «В глазах твоих досада.
Ну, не сердись… к спектаклю отдохну».
— «На жизнь свою сердиться, на весну?
Ты хочешь — значит, будем на спектакле.
А странная история — не так ли?..
Вновь с Замитальским… всё мне дико тут.
С театра он — венец его причуд! —
Добыть собрался прибыли большие».
— «Но, друг… его певицы крепостные
Не плохи… много свежих голосов…
Какой-то там артист из поваров
Так одарен… О нем — я так слыхала —
По всей стране молва уж пробежала…
Не знаю только…»
— «Верь-ка всем словам!
Твердил, бывало, дядя мой Адам:
„Из пастухов цари тогда бывали,
Когда по-человечьи рассуждали
Ослицы…“ Но теперь другие дни.
Где тонкость чувств? Где чувства? Где они,
Извилины души высокой, горней,
У свинопаса, повара, у дворни?»
— «Марьян, ведь ты любил простой народ,
Любил ты песни, что народ поет,
И даже сам ты напевал, бывало,
Как войско запорожцев выступало».
— «Забыл и думать! Сплыло всё давно!
Так иль не так, а всё же не должно
Шляхетской и взыскательной натуре
Подобной предаваться авантюре,
Как Замитальский… Не хватает лишь,
Чтоб он, стремясь умножить свой барыш,
Сам пред людьми помчался в пляске дикой!
Ну, я пойду… обед нам закажи-ка…
Я, Стасенька, сейчас же возвращусь.
С одним купцом никак не соберусь
Покончить дельце… очень он упрямый!»
И он пошел, уверенно и прямо,
Походкой гордой.
А она лежит
И отдыхает. Маревом скользит
Неясных помышлений вереница.
Красавица! Тебе ведь и не снится,
Что именно сюда твой муж Марьян,
Тогда паныч-повеса, а не пан,
Девчонок приводить велел, бывало…
Но этому не он ведь дал начало,
И этому не он положит край.
А ты лежи, лежи и отдыхай!
Ты хороша, как роза на рассвете!
Всё к лучшему идет на этом свете.