Константин Левин - Признание. Стихи

Покуда снегоочиститель
Тебя не сыплет в кузова,
Ты только часть и только зритель
Грохочущего торжества.

Ты только снег и только вестник
Счастливых дней и полных чаш,
Наш добрый друг, и наш ровесник,
И давний утешитель наш.

Бессмысленно летят снежинки…
И люди забывают вдруг
Свои заботы и починки,
Свой дом и возраст, быт и круг.

Бессмысленно летят снежинки.
И каждая — как сувенир.
И как поэт на поединке,
Печален и прекрасен мир.

Еще не все в нем безупречно,
Но тем хорош наш белый свет,
Что он отныне и навечно —
Свет, а не суета сует.

Синей небес еще не видел
И холодней вина не пил!
Есть слух, что тут еще Овидий
К нему неравнодушен был.

Был старый лирик многогрешен,
Далек был Рим и отчий дом.
И был изгнанник наш утешен
Одним лишь небом и вином.

Я шел по пламенному югу,
Где некогда прошел и он.
И думал я про ту науку,
«Которую воспел Назон».

Всех бед и разочарований
За все, за все мои года —
Один твой взгляд, приход твой ранний
Был искупительней куда.

Дай бог, чтобы такой весомой
Вся жизнь была, как в эту ночь.
Чтоб руки женщины веселой
Нам жить и петь могли помочь.

Сорокапятимиллиметровая,
Это ты втолковывала мне
Обязательное хладнокровие,
Нам положенное на войне.

Знаю, скажет кто-нибудь с иронией:
Мол, солдат, хвалы себе печет.
Не обижусь — это ж посторонние.
А таких не будем брать в расчет.

В арсенале где-нибудь стоящая,
Все-таки услышь ты и пойми:
Наша дружба — тоже настоящая,
Как и меж хорошими людьми.

И когда порою беды штатские
Захотят нас ниже накренить,
Нам друзья старинные солдатские
Помогают волю сохранить.

Сорокапятимиллиметровая,
Старая знакомая моя,
За твое солдатское здоровье
Как солдат обязан выпить я.

Если б не вернулся я, — пожалуй бы,
Обо мне б и вспомнил кто-нибудь…
О тебе же — ни слезы, ни жалобы,
Будто он — пустяк, твой ратный путь.

Будто ты не шла простором гибельным,
Будто бы не попадала ты
Молодым снарядом подкалиберным
В черные немецкие кресты.

Нет, остались нам воспоминания,
Танковые дымные гроба…
И «эрэсов» белое сияние
Нас сопровождало, как судьба.

Слышал, будто бы с вооружения
Уж снята ты… Очень может быть.
Но, как день рождения и как день ранения,
Мне тебя уже не позабыть.

Я сегодня пью за отомщенные
Наших пушек раненых тела,
За прославленные, оборонные,
На плечах товарищей скрещенные
Два артиллерийские ствола.

Есть город в стороне лесной,
Каких не меньше тыщи.
Ты и на карте областной
Его не вдруг отыщешь.

Но этот бедный городок,
Весь пихтами укрытый,
К которому течет приток
Реки незнаменитой,

Не позабыт средь всех дорог,
Хоть ты семь лет там не был.
И хоть семь лет — немалый срок,
А часть из них в огне был.

Ты помнишь черную реку —
Как точную примету,
Как стихотворную строку
Любимого поэта.

Она настолько далека…
Ее забыл ты имя —
Не ручеек и не река,
А среднее меж ними.

А помнишь, помнишь, в январе
Легко так просыпался,
Водою черной на заре
По пояс умывался.

Но если запоздаешь в строй —
Два получи наряда.
И был тогда ты — рядовой…
Знай, стало быть, порядок.

Далек тот строй, далек тот год.
Навек я благодарен
Тебе, товарищ помкомвзвод,
Ты был хороший парень.

Но никогда, но никогда
Не будет нашей встречи.
Темна днепровская вода,
И скрытны ее речи.

Он видит черные дома
И проникает в комнаты,
Где женщины, как жизнь сама, —
Несчастливы и скомканы.
Их ожидает ночь и страсть,
Вполне обыкновенная.
Их ожидает жизнь и транс
И скука неизменная.
Иную, может быть, роман
Мадам де Сталь зачитанный.
Иную, может быть, обман,
Холодный и рассчитанный.
Им надо, надо от зари
То лгать, то благородничать,
И томно ехать в Тюильри,
И сводничать, и модничать.
Переписавши векселя,
С ростовщиком кокетничать,
Пить за здоровье короля,
О королеве сплетничать.
Знать, кто влюблен, кто не влюблен,
Немножко в бога веровать
И только ледяной поклон
Виконту Д. отмеривать.
И задыхаться от румян,
Шутить и петь, однако.
И, наконец, попасть в роман
Его, Бальзака.