Константин Левин - Стихи

КОНСТАНТИН ЛЕВИН

Стихи

Содержание:

Сейчас мои товарищи в Берлине пляшут линду... Нас хоронила артиллерия... Мы непростительно стареем... Под вуалью лед зеленый... ПАМЯТИ ФАДЕЕВА (Я не любил писателя Фадеева...) Был я хмур и зашел в ресторан <����Кама>... ГЕРОИНЯ РОМАНА (Выцвели мои глаза...) КОНЬ (Мне тебя любить нельзя...) Чему и выучит Толстой... Остается одно - привыкнуть... Вино мне, в общем, помогало мало... Когда я стану плохим старикашкой... Проходит пять, и семь, и девять... ПАМЯТИ МАНДЕЛЬШТАМА (Перечитываю Мандельштама...) У старого восточного поэта... Я подтверждаю письменно и устно...

* * * Сейчас мои товарищи в Берлине пляшут линду. Сидят мои товарищи в венгерских кабачках. Но есть еще товарищи в вагонах инвалидных С шарнирными коленями и клюшками в руках.

Сейчас мои товарищи, комвзводы и комбаты У каждого по Ленину и Золотой Звезде Идут противотанковой профессии ребята, Ребята из отчаянного ОИПТД*.

Достали где-то шпоры все, звенят по Фридрихштрассе, Идут по Красной площади чеканным строевым. А я сижу под Гомелем, с зубровкой на террасе, И шлю им поздравления по почтам полевым.

1945

*ОИПТД - огневой истребительный противотанковый дивизион.

* * * Нас хоронила артиллерия. Сначала нас она убила. Но, не гнушаясь лицемерия, Теперь клялась, что нас любила.

Она выламывалась жерлами, Но мы не верили ей дружно Всеми обугленными нервами В натруженных руках медслужбы.

За нас молились леди Англии И маркитантки полковые. Нас интервьюировали б ангелы, Когда бы были таковые.

Мы доверяли только морфию, По самой крайней мере - брому. А те из нас, что были мертвыми Земле, и никому другому.

Тут всё еще ползут, минируют И принимают контрудары. А там - уже иллюминируют, Набрасывают мемуары...

И там, вдали от зоны гибельной, Циклюют и вощат паркеты, Большой театр квадригой вздыбленной Следит салютную ракету.

А там по мановенью файеров Взлетают стаи лепешинских, И фары плавят плечи фрайеров И шубки дамские в пушинках.

Бойцы лежат. Им льет регалии Монетный двор порой ночною. Но пулеметы обрыгали их Блевотиною разрывною!

Но тех, кто получил полсажени, Кого отпели суховеи, Не надо путать с персонажами Ремарка и Хемингуэя.

Один из них, случайно выживший, В Москву осеннюю приехал. Он по бульвару брел, как выпивший, И средь живых прошел, как эхо.

Кому-то он мешал в троллейбусе Искусственной ногой своею. Сквозь эти мелкие нелепости Он приближался к Мавзолею.

Он вспомнил холмики размытые, Куски фанеры по дорогам, Глаза солдат, навек открытые, Спокойным светятся упреком.

На них пилоты с неба рушатся, Крестами в тучах застревают... Но не оскудевает мужество, Как небо не устаревает.

И знал солдат, равны для Родины Те, что заглотаны войною, И те, что тут лежат, схоронены В самой стене и под стеною.

1946-1984

* * * Мы непростительно стареем И приближаемся к золе. Что вам сказать? Я был евреем В такое время на земле.

Я не был славой избалован И лишь посмертно признан был, Я так и рвался из былого, Которого я не любил.

Я был скупей, чем каждый третий, Злопамятнее, чем шестой. Я счастья так-таки не встретил, Да, даже на одной Шестой!

. . . . . . . . . . . . .

Но даже в тех кровавых далях, Где вышла смерть на карнавал, Тебя, народ, тебя, страдалец, Я никогда не забывал.

Когда, стянувши боль в затылке Кровавой тряпкой, в маяте, С противотанковой бутылкой Я полз под танк на животе,

Не месть, не честь на поле брани Не слава и не кровь друзей, Другое смертное желанье Прожгло мне тело до костей.

Была то жажда вековая Кого-то переубедить, Пусть в чистом поле умирая, Под гусеницами сгорая, Но правоту свою купить.

Я был не лучше, не храбрее Моих орлов, моих солдат, Остатка нашей батареи, Бомбленной шесть часов подряд.

Я был не лучше, не добрее, Но, клевете в противовес, Я полз под этот танк евреем С горючей жидкостью <����КС>.

1947

* * * Под вуалью лед зеленый, А помнишь года: Тебя мчали эшелоны Бог знает куда...

Под вуалью жар карминный, А помнишь года: Шла ты по тропинке минной Бог знает куда...

С кем пила ты, с кем спала ты, Храни про себя. От траншеи до палаты Носила судьба.

И со мной примерно то же Случалось тогда, Тоже выжил, тоже прожил Все эти года.

Тоже лучших, тоже верных Друзей схоронил, Пью в их память сладкий вермут, Сырец раньше пил.

Неудобно рюмкой тонкой Его распивать, Как негоже песне звонкой На тризне бывать.

Пей за мертвого солдата, За сердце его... А желать ему не надо Уже ничего...