Дмитрий Дашков - Поэты 1820–1830-х годов. Том 1

Дамета застигнула ночь на пути —
Он шел из соседства обратно —
Не близко еще оставалось идти,
А время так было приятно:
Зефир утомленный едва колебал
Кудрявые бука вершины;
Свод неба звездами усеян блистал;
Дремали во мраке долины.
Пастух осмотрелся и лег отдохнуть.
Величие ночи его поражало,
Священный восторг проливало во грудь,
К благим помышленьям склоняло.
«О ночь! — говорил он, — с каким завсегда
Особенным сердца движеньем,
Простертый на холме иль скате пруда,
Смотрю на твое приближенье!
„Познайте! — однажды жрец Панов сказал,—
Цветок, попираемый мною,
Кузнечик, который теперь прокричал,
Таясь под густою травою,
Не меньше о славе творца говорят,
Как горы, дубравы и воды!“
Он прав; сей урок повторял я стократ,
Дивяся устройству природы.
Приятно повсюду ее наблюдать,
Земли красотой любоваться;
Но взором по звездному небу блуждать,
В безмерности тверди теряться
Едва ль не приятней всего для меня!
В себя самого погруженный,
Я часто не вижу, как вестница дня
Восток расцветит омраченный.
И если случится, что Мирра моя
Те чувства со мной разделяет,—
Всю сладость тогда познаю́ бытия!
В восторгах душа утопает,
И слезы лиются обильной струей!
О боги! молю вас, храните
Жизнь Мирры моей дорогой!
Блаженство мое продолжи́те!
С тех пор как люблю и взаимно любим,
Я сделался лучше, добрее!
Но только ли? к вам, всеблагие, самим
С тех пор прилепился сильнее,
И даже как будто стал выше душой!
О боги! молю вас, храните
Жизнь Мирры моей дорогой!
Блаженство мое продолжи́те!»
Дамет, отдохнувши, пошел, но мечты
Всё юноши грудь волновали;
Меж тем соловьи, оглашая кусты,
Дорогу его сокращали.

Ты кажешься грустным, любезный Микон?
Скажи, что случилось с тобою?

Меня потревожил сегоднишний сон:
Посмейся, Меналк, надо мною.

Напротив. Послушай: мне снилось,
Что будто десяток, иль больше, годов
С меня неприметно свалилось…

Что будто, став юношей снова,
В каком-то обширном, прекрасном саду,
Под тению мирта густого
Лежал я на мягкой душистой траве;
В кустах соловьи распевали;
Зефиры ж, скрываясь в цветах, мураве,
Прохладой в лицо мне дышали;
А шум водопада в соседнем лесу,
Сквозь чащу дерев проникая,
Всё больше и больше склонял от часу́
К дремоте…

Я не́ спал. Вдруг, вижу, подходит ко мне
Пастушка, осанкой — богине,
Цветущей красою подобясь весне
(Взор девы, склоненный к корзине,
Глубокую сердца печаль выражал);
Приближилась — стала — взглянула —
И что же? Кого я в пастушке узнал?..
Дориду!

Дориду, подругу младенческих лет,
Которой любовь озарила
Блаженством Миконовой жизни рассвет,
Завидную участь сулила!
Которую воля всесильных богов
Дияниной жрицей назвала
В то время, как нежность счастливых отцов
Нам брачный венок соплетала!..
Прельщен, очарован виденьем таким,
Я бросился к милой, но прежде,
Чем обнял, виденье исчезло как дым —
Лишь руки коснулись к одежде —
И я, пожалей, пробудился от сна!

Так это тебя возмущает?
Не дважды в течение года весна
Цветами поля убирает —
Не дважды, товарищ, нам быть молодым.
Ты за тридцать за пять считаешь,
Слывешь в околотке разумным таким,
Сам твердо уверен и знаешь,
Что прошлого снова нельзя воротить,
А хочешь (как друг, попеняю) —
Ребенок! — бегущую тень изловить.

О, слишком уверен и знаю!
И завтра охотно готов над собой
С тобою же вместе смеяться,
Но ныне с прелестной о прошлом мечтой,
Поверь мне, не в силах расстаться!
Как осенью солнце внезапно блеснет,
Прощаясь с унылой природой,
И птичка весеннюю песню поет,
Обманута ясной погодой,—
Так я, обольщенный сегодняшним сном,
Хотел бы на время забыться;
Иль лучше, хотел бы увериться в том,
Что он наяву продолжи́тся!