Дмитрий Дашков - Поэты 1820–1830-х годов. Том 1

Товарищ, бог веселья
Тебя сего же дня
На праздник новоселья
Зовет через меня
И просит непременно,
Чтоб ровно в семь часов
К дружине неизменной
Родных и земляков
Ты сделал одолженье
Пришел поесть, попить,
Исчерпать наслажденье
И негу истощить!
И вкус, и взор пленяя —
И сласти, и вино,
И чаша пуншевая
Среди стола давно;
Во мгле благоуханий,
В венках из повилик,
Средь плесков, средь лобзаний
Составим братский лик.
В честь Вакха лик составим
И, вспомня старину,
Его, его прославим!
Хвала, хвала вину!
Лишь в грозде винограда
Прямая нам отрада,
Друг, в жизни сей дана;
И сердца наслажденья,
И музы вдохновенья
Слабеют без вина.
Оно творит героя,
Полет уму дает
И, нежа и покоя,
К бессмертью нас ведет.
В счастливый час безделья
Средь плясок и веселья
Седой Анакреон,
Вином одушевленный,
Напиток пел бесценный,
И тем бессмертен он.
Ахилл и все герои,
Что башни гордой Трои
Низринули во прах,
Упившись сим нектаром,
Летели с новым жаром
Искать побед в боях!
К Зевесу часто боги
В небесные чертоги
Сходилися на пир;
Согласно наливали,
Согласно осушали
При звуке горних лир.
Любовник Цитереи,
Друг братства, шумный Вакх
Златое время Реи
Восторга на крылах
Нам, смертным, возвращает,
Нас, смертных, приближает
К блаженству и богам.
Бесценны вспоминанья,
Прелестны ожиданья
Предстанут мигом нам,
Когда из полной чаши
Прольется в души наши
Токая светлый дар;
И в чела и в ланиты,
Предвестник Афродиты,
Румяный вступит жар.

Голов сто, мнений сто; год новый — вкус иной;
Что город, то устав; всё шатко под луной.
Мысль ближних для себя, мой друг, исследуй здраво;
В сем даре лучшее, поверь мне, смертных право.
Но не кидайся в спор: намерений богов
Доселе не проник первейший из умов;
Та малость, в коей мы не можем сомневаться,
Столь же пуста, как мы, не стоит чтоб заняться;
Мир полон глупостей, и рассуждать учить —
Есть новую болезнь дурачеству привить.

Сей пробегая мир, что видим мы? Сомненья,
Людей неспящих бред, ошибки, заблужденья;
Здесь в пурпуре конклав, там под чалмой диван,
Тут муфти с бородой, дервиш или иман,
Здесь бонз, талапоин, там лама, тут прелаты,
И древни ра́ввины, и новые аббаты,
Для словопрения крепка ли ваша грудь?
Хотите ль спорить вы? Скорей сбирайтесь в путь.

Мир тонет ли в крови от славных драк героя,
Елены ль красоту пожаром платит Троя,
В Москве ль помещики мотают жизнь в пирах
Иль разоряются за край межи в судах,
Державину ль Хвостов невольно рукоплещет
И черной зависти огонь во взорах блещет,—
Нимало не дивлюсь: рожден так человек —
Таким он был и есть, таким он будет ввек.
Но как сообразить порывы нашей страсти
Ум ближних подчинить суждений наших власти?
Зачем и почему и по правам каким
Ты хочешь старшим быть над разумом моим?
О, как несносны мне болтун неугомонный,
Невольник новых мод, народ полуученый,
Отрывистый остряк, разносчик злой молвы,
Звонящий то, чего б знать не хотели вы;
Гиберты наших дней, Констаны, Лафаеты,—
В министры их прямят и Прадты, и газеты;
Читая всё, учась слегка всему, они
В военных сведеньях поспорят с Жомини,
В законах с Трощинским, во вкусе с Мерзляковым
И в знаньи языка славянского с Шишковым.
Смотрите, в жар какой их малость приведет —
Фраз, возражений тьма, но всё ответа нет.
«Не прекословьте мне, я как пять пальцев знаю;
Не может быть; пустяк, я в этом уверяю;
Для чувства правил нет!.. но нужен смысл всегда!..
Об истине идет коль дело, господа,
Приятною должна вам всякая быть новость!..»
Прекрасно, но к чему, зачем такая строгость?
Увы! судили мы Финардия прыжки,
Ум Греча, Макассар и Глебова стишки.

Случайно знали ль вы покойного Перфила?
Страсть спорить старика до петухов будила.
О стычке ль речь идет, где вы дрались с полком, —
Он помнит лучше вас, как, с кем, когда, при ком;
Пусть вашей саблею вы то решили дело —
Он письма получил и вам перечит смело,
И Дибичу в глаза расскажет, как Вандам
Разбит, иль как Париж отдался в руки нам.
Но в прочем не дурак и человек достойный;
Но с ним и друг его не встретится спокойно,
Иль, дружеством скрепив терпение свое,
Молчит и слушает крикливое вранье.
Однажды наш Перфил, забывшись в жарком споре,
С ругательством в устах и с бешенством во взоре,
Дверь настежь распахнув, вдруг кинулся на двор,
Дав, слава богу, нам свободу и простор.
Племянников своих он в год довел, не боле,
С наследством и с собой расстаться поневоле;
Одышкой страждущий сосед его Хапров
Дом запер для него приказом докторов;
При всех достоинствах один сей недостаток
Ославил, отравил Перфила дней остаток.
Он в церкве оттого горячкой заболел,
Что проповеднику перечить не посмел,
И, умирающий, с наитием проказным
Он в спор втянул попа с служителем приказным.
О небо, мир ему пошли в краях теней,
Который дал он здесь нам смертию своей,
Когда злодей смолчал хотя пред божьим троном.
В такой-то день и час, во прении ученом,
Сын церкви молодой, орел святых отцов,
О бога сущности доказывать готов;
Спешите, радуйтесь сим зрелищем духовным,
Сим спором правильным, сим боем богословным;
Там строгость энтимем крепит с дилеммой речь,
Так обоюду остр всё поражает меч;
Там трудный силлогизм с неправильной посылкой,
Софизм, блистающий затейливостью пылкой,
Там сам митрополит, игумены, попы —
Невежественных прав священные столпы;
Там с силой у двора и с пышностью житейской,
Смиренно правя всем, сидит собор библейский;
Бежа свободы дня, целуя злато уз,
Там славит Криднерша царей святой союз;
И посетители, приличие соблюдая,
Жужжат, кадят хвалой, ни зги не понимая.
Вот в семинарии как действуют у нас!
«Но, словопрению искусному учась,
Мы ль тратим наши дни? В пирах, в купальне самой,
Свет мудрости — Сократ вел часто спор упрямый;
Была то страсть его или избыток дум;
Противоречие приводит в зрелость ум:
Так кроет пыл огня в упорных недрах камень,
Подобие людей, души которых пламень,
Чтоб вспыхнуть, первого удара слова ждет,
И каждый правдою блистает их ответ!»