Тарас Шевченко - Кобзарь - Стихотворения и поэмы

Как будто праведных детей,
Господь, любя своих людей,
Послал на землю им пророка —
Свою любовь благовещать!
Святую правду возвещать!
И, как Днепра поток широкий,
Слова его лились, текли,
И в сердце падали глубоко,
И души хладные зажгли
Огнем незримым. Полюбили
Пророка люди и ходили
За ним, и слезы их лились,
Но люди злобны и лукавы!
Они святую божью славу
Растлили… и чужим богам
Воздали жертву! Осквернились!
И мужа свята… Горе вам!
На стогнах камнями побили.
И праведно господь великий,
Как на зверей свирепых, диких,
Оковы повелел ковать,
И тюрьмы темные копать,
И — род лукавый и жестокий! —
Взамен смиренного пророка…
Он повелел царя вам дать!

{274}
На рожь несжатую в ночи
По придорожным пожням
Слетались осторожно
Сычи.
И пошутить
И рассудить,
Как бедных пташек отстоять,
Гнездо орла огню предать,
С землей сровнять,
Орла ж повесить на осине
И навсегда отныне
Республику создать!
И всё бы, кажется? Ан нет!
Чтобы пресечь потравы вред
(И было бы не диво,
Когда бы кто иной), на ниве
Силки поставил, а то, вишь:
Мужик голешенький-голыш
Поставил тихо и пошел
Под стог вздремнуть. И, рано
Продрав глаза, зашел
Гостей проведать. А в капканы
Набились сплошь одни сычи!
Изволь — вари, пеки в печи!
Чтобы домой улова
Не приносить, одних убил,
Других на смех воронам сбыл,
Все рассудив толково,
И никому ни слова.

Меж скалами, подобно вору,
Во мраке над Днестром идет
Казак. Во тьму бегущих вод
Он смотрит неподвижным взором,
Как бы во вражеские очи,
Как будто он промолвить хочет:
«Мутный Днестр, вода седая,
Вынеси на волю! {275}
Или смерть найди, река, мне,
Коль такая доля!»
И, одежду сняв на камне,
Он в воду бросился, плывет,
И синяя волна ревет,
И, ревя, на дальний берег
Казака бросает.
И бедняк, босой и голый,
Воду отряхает —
И на воле… И от бога
Больше не желает
Ничего… Постой, быть может,
В чужедальнем поле
Счастья ты себе попросишь,
Ты попросишь доли…
И пошел он рощей темной
И поет на воле:

«Ой, за горой да за кручей,
За телегой скрипучей,
Шла смуглянка, горько плача
Над бедой неминучей».

Как вам угодно: хоть ругайте,
Хоть не ругайте, не читайте, —
Мне все равно. Я не прошу —
Сам для себя я напишу,
Свинцовый карандаш потрачу,
Бог даст, быть может, и заплачу.
И хорошо. . . . . . . . . . . . . .
Продолжим вновь!
Семья и мать вдали остались,
Жену оставил — жалость, жалость!
Вдоль бессарабских берегов
Идет казак. Доводит горе
До моря. Скажем мы, не споря:
Уж только б плеть в руках была,
А мужика ведь, как вола,
В ярмо загнать совсем не трудно.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Не правда ли, что так?
Еще в младенчестве с сумою
Скитался с матерью казак,
Да так и вырос сиротою,
Все в людях. Сказано — батрак.
Семью завел он кое-как:
Красивую, да без достатка
Взял сироту… А господин
(Несчастье, счастье бог один
Присудит, говорится гладко)
Приметил — разгорелись очи,
И ну — гостинцы посылать.
Она гостинцы брать не хочет,
Не хочет пана приласкать.
Ну что же? Муж пойдет к ответу!
И скоро он невзвидит свету…
С женой же можно совладать.
Чуть-чуть не совершилось так.
Вконец извелся мой казак,
И все на барщине проклятой,
А был хозяин. . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И — господи! — как он любил,
Как нянчился с женою,
Ее, как дитятко какое,
В мониста нарядил!
Да и выбился из силы,
Хоть продавай хату
Да иди батрачить! Вот как
Пан его, проклятый,
Допек знатно. Жена только
Будто и не знает
И в монистах щеголяет,
По саду гуляет
Королевой… «Что тут делать? —
Бедняк размышляет. —
Их оставить — да на волю?
Кто их пропитает,
Защитит? Одна — старуха,
Ей и встать нет мочи,
А другая — молодая,
Гуляет, хохочет!
Как тут быть? Как поступлю я?
Горе мое, горе!»
И пошел, пошел с сумою
За синее море
Искать счастья. Думал жену
Захватить с собою, —
Мать-старуха дома будет
Воевать с бедою,
Хозяйничать!..
Да, вот так-то
На земле вершится!
Думал жить да поживать он,
Господу молиться,
А пришлось вот на чужбине
Слезами облиться —
Да и только. Тяжко, скучно
В чужедальном поле!
Всем запасся работяга,
Кроме счастья-доли —
Этого святого дара…
Душа истомилась.
Тяжко ему на чужбине
И ничто не мило.
Хоть бы раз окинуть глазом
Край родимый, милый,
И родимые могилы,
И степные дали,
Садик, где жена гуляет
Черноокой кралей.
И поплыл домой обратно,
Бросил даже волю:
Вновь — бродяга… О, мой боже,
Каково-то поле,
Свое поле! Каково ты —
Широко, широко,
Словно воля!.. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .