Тарас Шевченко - Кобзарь - Стихотворения и поэмы

А Марина в платье белом
Невестой Христовой
Плачет под замком, возносит
К всеблагому слово.
Никому войти в светлицу
Пан не позволяет,
Сам ей пить и есть приносит.
Просит, умоляет,
Чтобы на него взглянула,
Чтоб утерла очи…
И взглянуть она не хочет,
Пить и есть не хочет.
Приступиться к ней не может,
Бесится, проклятый.
А Марина вянет, сохнет
В палатах богатых.
Уже лето миновало,
Зима наступила,
А Марина сидит себе,
Все слова забыла
И уже не плачет даже…
Вот так втихомолку
Пан допек ее, а все же
Не добился толку.
Хоть зарежь ее — упряма,
Горда не по чину…
Поздно вечером зимою
Глядела Марина,
Как за черным лесом в небе
Красною бадьею Луна всходит…
«И я тоже Была молодою», —
Прошептала, задумалась,
А потом запела:
«Хата — что палаты.
Гости пришли в хату,
Расплетали косы,
Ленты вынимали,
А пан просит сала,
А черт хлеба просит.
А гуси, гусята
В теплый край куда-то
За море стремятся!..»
. . . . . . . . . . . . . . . .
Собаки лают, злятся,
Гогочут на дворе псари,
А пан побагровел, горит
От ярости, идет к Марине,
Как Кирик пьяный {273} …
А у тына,
Не чуя стужи, мать Марины,
Как в хате, знай себе сидит.
Совсем старуха одурела,
Мороз от ярости трещит,
Луна из красной стала белой,
С опаской сторож в било бьет —
Не потревожить бы господ…
Ан глядь, хоромы запылали.
Пожар! Пожар! Повырастали
Тут люди — как из-под земли.
А может, здесь они росли,
Как будто волны, прибывали
И не напрасно удивлялись! —
Ведь было видно людям тем:
Марина, голая совсем,
Со старой матерью плясала
Перед хоромами и — страх! —
Запела вдруг, держа в руках
Нож окровавленный…

«То не та ли, кумася,
Так разубралася!..
Как была я пани,
Ходила в жупане,
Паны увивались,
Руку целовали!»

(Матери.)

«А вы с того, должно быть, света,
Марину обвенчать пришли?
Уже мне косу расплели,
Да пан приехал… Гуси это!
Совсем не гуси, а паны
Летят в края, где стужи нету, —
Их в пекле ждут у сатаны.
Гей, тега-тега! Слышишь?
Слышишь? Все церкви в Киеве звонят.
Смотри, а там огонь горит,
А пан лежит себе, читает
И просит пить… А ты не знаешь,
Ведь я зарезала его?…
А он, хоть обгорел, хохочет…
Смотри, — вон, на трубе!.. Чего,
Чего глядит, как будто хочет
Сожрать тебя! Мать, берегись!
Н а, выкуси, н а, подавись!»

«Я москалика люблю, —
Даже сердце веселю!
Москали, москали
Юбок нам навезли,
Барчуки —
Денежки,
А сыночки поповы —
Ожерелья, обновы!..
В колокол бей!
Тучи развей,
Неси яром
К злым татарам,
А солнышко — к христианам!
В колокол бей!»

Мариночка, пора домой!

Пора домой, ведь завтра рано
Мне надо в церковь: глянь, поганый
Вновь лезет, тянется за мной,
Н а… выкуси!..

Пора домой.

Ой, люди добрые, спасите!

Берите же меня, вяжите,
Скорее в дом ведите к пану!
А ты не хочешь разве глянуть,
Какою панною Марина
В палатах под замком сидит?
Как гибнет, гибнет неповинно,
Как вянет, сохнет беспричинно
Твоя Мариночка…

«Ой, тега-тега, серые гуси,
Тега, на Дунай!
Повязала головоньку, —
Теперь думай да гадай».
И пташкам воля в чистом поле,
И пташкам весело летать,
А я завяла в злой неволе.

Мне ожерелье бы достать,
Да и повеситься… Иначе
Теперь беда… хоть утопись!
Чего же ты, голубка, плачешь?
Не плачь, родимая, вглядись,
Здесь я, Мариночка твоя!
Взгляни-ка: черная змея
Ползет по снегу… Захочу,
На юг, как пташка, полечу,
Ведь я уже кукушкой стала…
А на побывке он и не был?
Убили, может, на войне?
А знаешь, что приснилось мне?
Что в небе днем луна сияет,
А мы над морем с ним гуляем.
И вдруг гляжу — не понимаю:
Все звезды покатились в воду,
Лишь одинешенька-одна
Осталась на небе, а я-то,
Как бы рассудка лишена,
Бреду, ищу в Дунае броду,
В лохмотьях с байстрюком бреду:
Смеются люди надо мною,
Зовут покрыткой и чудною…
И ты смеешься, а я плачу,
Да нет, не плачу, хохочу…
Взгляни: сейчас я полечу,
Ведь я сова… —
И замахала,
Как будто крыльями, руками
И тотчас убежала прочь,
Завыв, как волк в глухую ночь.
Заковыляла мать за нею,
За дочкой бедною своею.
Все баре смерть в огне нашли,
Изжарились, как поросята.
Сгорели белые палаты,
А люди тихо разошлись.
Марины с матерью не стало.
Уже весной, когда пахали,
Два трупа на поле нашли
И на кургане закопали.