Симон Чиковани - Стихотворения и поэмы

Вот и двадцать пять лет за спиною,
Как ярмо наше с нами. Не раз
Я томился смертельной тоскою —
Догораю и тлею сейчас.

Я бессилен и чист; так случилось —
Ты опорой мне стала, я сед.
Наша жизнь, что почти совершилась,
Улетает — ей плачу вослед.

Мне огонь еще нужен на завтра,
Чтобы рядом дышать ты могла.
Меня осень печалит внезапно,
Словно жизни ночная мольба.

Но не гаснет, горит и сверкает
Четверть века — труда красота.
Копошусь; голос твой помогает
Говорить с тишиною листа.

Четверть века… А лист расцветает,
Над которым я ночью сидел;
Вот и в озеро греза вплывает.
Ты всё та же, а я постарел.

Ты пленяешься синим застольем,
Ты сокровище, столп красоты;
Мост рисуешь и высокогорье,
Кистью душу мне трогаешь ты.

Пляшет тело кинто рядом с бездной,
И форель изгибает волну;
Этот буйвол, как камень волшебный,
Затаился, не щиплет траву.

Плот мечты промелькнул. Где гуляет
Серафита? Вскочив на коня,
Амазонка летит; пролетает
Над Метехи луна из огня.

Красок колокол, звон лучезарный!
Рыбаков оглушает простор.
Ты апрель мой, и ты Опизари
И тбилисских созвездий узор.

Ты беседовал линией с нами
И с лозой свои корни сплетал.
Где лежит, одинок, Пиросмани,
Ты за Грузию тост поднимал.

Сеть фазанью забрасывал точно,
На маслине свой взгляд задержал
И под сердце, как скатерть, сорочку
На зеленой траве разостлал.

Снежным облаком волосы стали,
У Кинцвиси душа прилегла;
Очи ночи проводят у Мтквари
И горят в два костра до утра.

Твоя линия в сердце мне входит
Соловьиною нотой с листа,
На ристалище город походит:
Глаз борьба, наготы красота.

Мне из фресок твоих бесконечно
Скорбь ночей улыбнулась вчера.
Шелест Мтквари следишь и беспечно
Сны разглядываешь до утра.

Как сумел всё объять чистотою.
Ты влюбляешься в девственный взор.
Я скажу тебе, Ладо: душою
Ты похож на горящий костер.

Нам написал с поля битвы; с планшетом
И со стихами ты не расставался;
Где-то упал на равнине, при свете
Зарева раненым туром казался.

Глянул на поле, прибитое танком;
Встретился взглядом с ночною звездою.
Сердца частицу оставил нам, так как
Много стихов погибало с тобою.

Хрупкая ветка в тиши поникала
Там, средь развалин, над телом упавшим;
В сумерках крепость Орбели сверкала,
Лист пролетал по дороге к Муаши.

Быстро привстал, говорят, над дорогой;
Кровь, говорят, на носках проступила.
Слышал не тихие реки, а грохот,
Снилась душе ладжанурская сила.

Горец, ты силу осилил стремнины,
Через болото пробился к рассвету.
Гром твоих строчек — он близок мне; ныне,
Младший мой брат, я ищу тебя, — где ты?

Голос твой, тон — как горы гулкий камень.
Сможешь согреться ль в низине душою?
Против войны ты шагнул в ее пламень,
Смелую жизнь свою отдал весною.

Ночь; а я дверь оставляю открытой,
Путник ли явится — всё может быть:
Может, с фиалкой войдет перебитой,
Быстро войдет — не придется звонить

В доме открытыми двери оставил,
Бес подозрений ко мне зачастил:
Как бы кто пулю в меня не направил,
Полный до края стакан не разбил.

Что же я дверь оставляю открытой,
Ночь, а не путник, идет; в полутьме
Видно, что ночь эта очень сердита,
Да не нужны ее россказни мне.

В доме остались открытыми двери,
Сердце и дверь не закрыл на замки:
Я бы хотел получить можжевельник,
Рододендрон, из Тушети носки.

Дайте мне рододендрон, можжевельник!
Путника хочется мне заманить,
Сердце оставить открытым и двери —
И никому не придется звонить.

Твой голос в народе. Бывало, при жизни
Претил тебе звук, если отзвук пустой.
Каймою стихов окружил ты отчизну,
Сказал о Багдади одною строкой.