Симон Чиковани - Стихотворения и поэмы

Пока на Верийском мосту я стоял,
В груди моей юности нота звучала.
На горы глядел и богаче я стал,
В день дважды на мост приходил я, бывало.

Бывало, беспомощный, там я стоял,
Мне жизнь открывалась иной стороною.
«Постой, не спеши, — так я жизни сказал,—
Не рухнул бы свод голубой надо мною.

Не рухнул бы мост подо мной», — я сказал.
Но были опоры тверды: не опасно
Темнело; я стол на мосту накрывал,
Я пил, и не стал я врага опасаться.

С корзиной ты шла. Земляника твоя
Созревшей красой освещала картину.
Но к берегу Мтквари спустился и я,
Сверкнувшие звезды насыпал в корзину.

Груз лет был на мне; я боялся тогда,
Что саван и тьму принесут мне метели.
Но снова считаю недели, года:
У жизни не смог я украсть дни апреля.

На свод и на мост я гляжу из окна:
Вон путник проходит тропою нелегкой,
Трамвай не грохочет, вдали тишина
Плывет золотистою звездною лодкой.

Мы ищем былые шаги; как звезда,
Нам Мтквари сияет всё ближе и чище;
В нас радость волной перельется, когда
Следы на мосту, вот на этом, отыщем.

Вечереет; с горы я спускаюсь тропою;
Дети бегают, вижу, в квартале своем.
Как Толстой, я с отпущенною бородою;
Прохожу я и пальцем играю ремнем.

Я присяду на пень у подножья; там ветер
Шепчет горным чинарам об этом, о том;
И чинары подходят ко мне в этот вечер,
А незримыми станут, конечно, потом.

Больше мучиться здесь, на тропе, не желаю,
Не желаю к себе небеса призывать.
Больше ночь на Мтацминде встречать не встречаю,
Так хочу: буду в вечер мой камни кидать.

Путь мой прям как струна; я засохшие ветви
Для тебя близ огромных камней отсекал.
Я встречал тебя в грезе, в нахлынувшем свете
И в Тбилиси на улицах узких встречал.

Пусть начало ночей меня встретит в ущелье.
Почему эта засуха ходит за мной?
Всё молчанье мое, всё терпенье, мученье
Не учел календарь, обошел стороной —
И в святые меня не зачислит святой!

Мне в душе твоей строгой остаться хотелось,
Мне в Тбилиси не видится церкви другой.
Тратил чувства, как деньги, как звонкую мелочь,
Огорчения сеял я щедрой рукой.

Где же брат мой — соратник души; неужели
Там, в тени у платана, нет равного мне?
Я с горы ухожу, как Толстой, но в молельне
Мне дверей не откроют в глухой тишине.

Всё ж грущу; не сверкай надо мною слезами,—
Сердце так же пустеет легко, как поднос.
Цвета сумерек мир между гор, между нами,
Он не станет светлей от улыбки и слез.

Дай сердечные капли; приди; стань опорой,—
Может, ночь растопчу. Среди белого дня
Для чего затеваю то речи, то споры,
Если Грузия завтра забудет меня?

Сжег я ладан души над Курой; над скалой
Дыма вижу курящийся столб.
Я гляжу; я верблюд вечно жаждущий твой,
Посадить тебя должен на острый свой горб,
Мчаться в густо заросшие горы.

Моя греза: мегрельская пацха, луна,
Легкий ужин с тобой у огня.
Если станет мне жарко в горах, ты должна
Серебристой косынкой овеять меня,
Родником из кувшина обрызгать.

Но зачем меня станом пугливым манить
И во сне моем так красоваться?
Не желать на худого верблюда вскочить,
С этим знойным Тбилиси расстаться?

О, как плавно идешь, о, как ноги болят,
Как воды из колодца приносишь;
Раны сердца касаешься ногтем опять,
Безобидно и ласково смотришь.

Сеть паучья во взглядах твоих; что ни день —
Невод рыщет вдали, на просторе;
Плотность облака там и расщелины тень,
Журавлиные стаи до моря.

Кто чинару срубил? Мое сердце болит —
Излечи и вдохни в меня силы!
Над тобой позлащенное небо горит,
Звездным золотом небо мостили.

Я на след твой гляжу, на сияющий свод;
Млечный Путь, вот где коши отныне!
Посадить тебя должен на острый мой горб
И умчаться в родные пустыни.

Я маленький цветущий сад разбил,
Деревья-грезы там плодоносили.
В вечерний час навеки уходил —
Я не сумел отведать сочной сливы.