Владимир Лифшиц - Избранные стихи

Никуда тут не деться,
И, пока не погас
Свет в глазах, — наглядеться
Я спешу про запас.

Когда корабль от пристани отчалит
И медленно уйдет в морскую даль, —
Вы замечали? — что-то нас печалит,
И нам самих себя бывает жаль.

Хочу я в этом чувстве разобраться.
Не потому ль рождается оно,
Что легче уходить, чем оставаться,
Уж если расставаться суждено.

Аэропорт — всегда загадка,
Хоть все известно наперед.
Уже объявлена посадка.
Ждет пассажиров самолет.

И странно сознавать, что, скажем,
Сегодня днем вот этот бритт
Вот с этим самым саквояжем
Войдет в свой дом на Беккер-стрит.

И не во сне — на самом деле
Индус, взглянувший на меня,
По вечереющему Дели
Пройдет в конце того же дня.

В полете нет былого риска,
Он совершается легко,
И так мы друг от друга близко
Как друг от друга далеко.

Чуть сонная, в пуховой белой шали,
Она сгубила душу не одну.
Из-за таких стрелялись, запивали,
В монахи шли и грабили казну.

Но и у них бывало все неладно,
Их под конец самих ждала беда:
Безумно, беззаветно, безоглядно
Они влюблялись раз и навсегда.

Свидетельствуют старые романы:
В любви своей чисты, как родники,
За милым — по этапу — сквозь бураны
Такие уходили в рудники.

Такие в Волгу прыгали с обрыва,
Легонько вскрикнув, камнем шли ко дну…
Она была божественно красива,
Как люди говорили в старину.

Закончился летний сезон в «Эрмитаже»,
В нем бродит ноябрь-водолей,
И небо нависло, подобное саже,
Над сеткою голых аллей.
Шуршат под ногами обрывки афиш,
Никто их убрать почему-то не хочет,
И ветер их гонит,
И дождик их мочит,
И время их точит как мышь.
Пятнает веселое имя артиста
Подошвы разлапистый след.
Как пусто в саду,
Как в нем зябко и мглисто,
Как скуден естественный свет…
А мы всё поем, лицедействуем, пишем
Во власти той вечной тщеты,
Что каждой весной подставляет афишам
Фанерные эти щиты.

И без того не долог век,
Живем какое-то мгновенье,
А время убыстряет бег
По мере нашего старенья.

Давно ль военные дымы
На нас ползли с немых экранов,
И вот уж сами ходим мы
На положенье ветеранов.

На эти странности, друзья,
Поэтам сетовать не ново.
Не здесь ли где-то бытия
Заключена первооснова?

Его загадочной игры,
Увы, мы тоже не избегли:
Грохочут годы, как шары,
Мы шумно рушимся, как кегли.

Минуты медленно текут,
А годы промелькнут — и канут…
Нас молодые не поймут,
Покуда старыми не станут.

Под шестьдесят. И смех и грех.
Давно ль я знал заранее,
Что окажусь моложе всех
Почти в любой компании.

Мне было даже на войне
Ничуть не удивительно,
Что все относятся ко мне
Немного снисходительно.

Я прежде в это не вникал,
Как и другие смолоду.
А нынче, словно аксакал,
Оглаживаю бороду.

Как много дат! Как много вех!
И ведаю заранее,
Что окажусь я старше всех
Почти в любой компании.

Со мной почтительны вполне,
Но вот что удивительно:
Юнцы относятся ко мне
Немного снисходительно.

Мне мил их споров юный жар,
Звучит их речь уверенно,
И мнится мне, что я не стар
И что не все потеряно.

Не ждите от поэта откровений,
Когда ему уже за пятьдесят,
Конечно, если только он не гений, —
Те с возрастом считаться не хотят.

А здесь ни мудрость не спасет, ни опыт,
Поэт давно перегорел дотла…
Другим горючим боги топку топят
Таинственного этого котла.

Я сторонюсь влиятельных друзей.
Хотя они воспитаны отменно
И держатся нисколько не надменно,
Я сторонюсь влиятельных друзей.

Хотят они того иль не хотят,
Но что-то в их меняется структуре,
И вовсе не плохие по натуре,
Они уже к тебе благоволят.