Дана Сидерос - Ученик дурака (сборник)

«У кого они учатся
этим наигранным интонациям?
Кто прошивает им эти жесты, слова, нытьё?
Как откроет рот, не знаешь, куда податься,
а ведь мы ещё не женаты,
ну ё‑моё.
Не булку даже,
кремовый торт на меня крошит,
достался же мне подарок,
вселенское, блин, гран-при.
Красивые все такие или бывают попроще?» –

размышляет усталый
десятилетний Кирилл,
но идёт, конечно,
снимать,
выключать
и стричь.

Как под лысой горой собирают медведи хмель,
набивают подушки, вышитые крестом,
как в паучьих селениях шали плетут к зиме,
как луна наливается мутным молочным льдом,
как мертвеет трава, зябнут корни, чернеет пруд,
застывает стеклянной жилой подземный ключ,
как зайчата глодают ветки, дерут кору,
как горька брусника, мох мягок, и тёрн колюч.
По душистым еловым иглам, листве гнилой,
осторожно ступай, малыш, не порань ступней,
отыщи ветлу, полезай в дупло, там тепло.
Спи, малыш, до весны,
я найду тебя по весне.

Слушай, слушай, малыш, как вороны говорят,
как куницы и лисы учат щенков петлять.
В черных бочках моченые яблоки сентября,
в остывающей печке ящерка на углях.
Ищет, ищет Яга в лесу маслят да малят.
Гонит, гонит чертей со двора петушиный крик.
Под пятнистым коровьим боком телята спят.
Съест хозяин корову – косточки прибери,
заверни в платок, завяжи простой узелок,
закопай в перекрестье дорог, поливай да пой:
утром вырастет вяз, полезай в дупло, там тепло.
Спи, малыш, до весны,
я вернусь за тобой весной.
Как бродячие псы жмутся к люкам у теплотрасс,
ветер стонет, изрезавши брюхо о провода.
Как закат исходит на лёд, меняет окрас.
Холод, холод идёт, тепла ему не отдай.
Избегай разговоров с людьми, не бери даров,
сны храни в кульке, к груди прижимай кулёк.
Ты для них артефакт, сердце лета, свежая кровь,
дефицитный продукт, редкий радужный мотылёк:
изловить, засушить, к стенке пробковой
приколоть.
Не ищи ночлега – в Коломенском старый дуб,
шесть веков ему. Полезай в дупло, там тепло.
Спи, малыш, до весны.
А весной я тебя найду.

Они скучают за столиками с номерами,
теребят рукава, озираются.
Ты садишься к первой, говоришь ей «привет».
Вы беседуете тихо, как в храме.
Врёшь про возраст, мол, я дурак-пацан,
смотришь из-под тяжёлых век.
Через час тебя какая-нибудь выбирает.
Скажем, та, с пожаром, где край лица
обгорел; или та, где лицо в траве.
Но скорее – та, из-за нарушения правил,
где с тобой сидел ещё брат отца,
и капот покорёжен весь.
Месяц спустя вас венчают – с вороньим граем,
гаснущими свечами и без кольца.
Она бела: ни румянца, ни синих вен.
Через год вся родня судачит: «Пора им
заводить детей, обустраиваться».
Красивый же брак, без швов и каверн.
А у вас даже секс какой-то на грани
драки, бьётесь в захвате, как два борца,
не позволяя себе ни вскрикнуть, ни зареветь.
У тебя есть другие, которым ты мил и равен,
но она останется с тобой до конца.
И в конце коснется губами закрытых век.

Смотри, говорю,
роем ямку, в неё – обёртку или фольгу,
сверху перо, монету, мелкое что-то.
Или бусинку – все шкатулки ими забиты,
или камушек подбери здесь, на берегу.
Накрываешь стеклом, присыпаешь его песком,
чтобы выглядело, как будто его здесь нет.
Получился секрет, поняла?
Наш с тобой секрет.
Помни, где он зарыт,
но не делись ни с кем.

Хмурится.
Водит пальцем по грязной коленке.
«Не понимаю, папа, зачем всё это?»
Вечно с ней вот так.
И попробуй не дать ответа.
Вспоминаю что-то, говорю:
понимаешь, Ленка,
фантики умирают, когда их снимают с конфет
мы должны их похоронить.
Если сделать всё, как положено, то они
превращаются в мотыльков и летят на свет.

Она кивает, идет собирать ракушки и камни.
Её устроил ответ.

Супермен не читает мысли,
это было бы слишком просто.
Сейчас объясню.
Допустим, сосед-подросток
за стеной все время крутит что-то-FM,
врубает на полную,
ты уже озверел совсем,
и мечта одна –
заставить потише орать его.
Ты едва ли скажешь:
«Я читаю соседское радио».

Так и он –
не может не слышать.
Чужие мысли
бьются в него,
как волны морские в мыс или
дождевые капли в дорогу
ямбом своим, анапестом,
не устоять под натиском.
Умные, ценные, важные
обрывки, клочки, искры.