Олег Северюхин - Я вас поглажу мягкой лапой

О капризах природушки русской,
О курильских огромных крабах,
О квартире чего-то узкой
И о наших отличных бабах.

Пусть завидуют с Запада маны,
Что у нас, где ни плюнь, там Пушкин,
И на каждом углу графоманы,
Что клепают стихи, как сушки.

Мы найдем вам любую рифму
Даже к слову такому – «чесать»,
Если курим, то только «Приму»
И поем мы про Родину-мать,

Что зовет нас со всеми на подвиг
И к штыку приравняет перо,
И в колонны построит нас по два,
И командовать будет Пьерро.

А известнее всех Буратино,
Деревянный пацан, хулиган,
Он не гонит для лохов картину
И не носит в кармане наган.

Графоманы сродни Глазуновым,
Пишут то, что не видно Богам,
И для них все является новым,
И все падает к вашим ногам.

Журавль танцует в поле тихо,
Не слышен шум его шагов
И только дева-журавлиха
Читает танец про любовь.

Поет душа в любовном вальсе
О рае с милым в шалаше
И о кольце на правом пальце,
И о квартире в камыше.

Он обещает быть стеною,
Любовником и мужем на века,
Ну, как не сдаться ей герою,
Не стать женою мужика?

А он воспитан джентльменом,
В крови манеры, этикет,
В любовных играх просто демон,
Других таких на свете нет.

Конечно, он не идеален,
Как каждый в мире человек,
Их не печатают в журнале,
Не обвиняют в колдовстве.

Журавль танцует в поле тихо,
Не слышен шум его шагов
И только дева-журавлиха
Читает танец про любовь.

Сидел в тени под старым кленом,
Вокруг текло времен теченье,
Узнали о войне с Наполеоном
И запись шла здесь в ополчение.

Себя писали местные крестьяне,
Для них Россия потом их полита,
И восхищались томные дворяне,
Собрала сто рублей элита.

А на плацу уездной гауптвахты
В строю стояли новобранцы,
У офицера голос хрипловатый:
Враги – французы-вольтерьянцы.

А вечером под кленами гулянье,
Оркестр брандвахты дул мазурку,
Мне клен отдал воспоминанья,
Как дед рассказывает внуку.

Деревья наши словно книги,
На их страницах пишут души,
Они по жизни драматурги
Их пьесы сердцем нужно слушать.

Родился я в древние годы,
Еще не забылась война,
И вновь враждовали народы,
Везде скрежетала броня.

Крестили тихонько в церквушке,
Нет Бога, а есть коммунизм,
Шептали тихонько старушки
Молитвы из книги про жизнь.

Потом все как в пунктах анкеты:
Учился, служил, ни при чем,
И дали для счастья билетик
С таким молодым Ильичем.

Ему мы несли свои взносы
За штампик КП и СС,
И снова, и снова вопросы:
Чего за душой еще есть?

На новом учились Завете,
Что каждый Генсек дополнял,
Всё знали в центральной газете,
Про «Правду» ну кто же знал?

Собрались в империи братья,
Узбек, молдаванин, грузин,
И партия – вечная сватья,
Советский народ – он един.

Но кончилось партии время
И все разбрелись по домам,
Не вымерло ханское племя,
Баронов, епископов, лам.

Что было потом, всем известно,
За десять потерянных лет
Сказать, что нам жить интересно?
Быть может и да, а, может, и нет.

Назад не вернуть то, что было,
Запишем мы в книжках своих,
И будет немало ухмылок
У всех прочитавших стихи.

Нужны мы
Пока тянем лямку,
Без слов,
За сено,
За стойло,
За сбрую,
И нас,
Кто без силы,
С улыбкой
Пускают под нож,
Под водку
Кусочек красивый
Закусит любой
Местный вождь.
На мир мы глядим
Грустным взглядом,
Нам участь такая дана,
И если нам нож,
То уж в драке,
Иль жилы порвать
От бревна.

Что-то гены во мне неспокойны,
Будто снова шестнадцатый год,
И везде продолжаются войны,
И опять недоволен народ.

Из Европы к нам едут дворяне,
Всем пример – это их человек,
Если да – то подарят нам пряник,
Если нет – то проклянут навек.

Снова деньги качаем из нефти
И даем всем конфеты в кульках,
Но закончатся эти монеты,
Что останется в наших руках?