Олег Северюхин - Я вас поглажу мягкой лапой

Попал он по пьянке
В «Ниппон-ресторан»,
Хотел удивить его внучек Иван.

Я рыбу сырую лишь в армии жрал,
Был повар-вредитель из пленных японцев,
Потом батальон наш ночами не спал,
Все славил страну Восходящего Солнца.

Он суши не ел,
Не писался сонет
И было ему лишь четырнадцать лет.

Он пил «Актимель»,
Десять банок за день,
Сбежала от бедного мальчика тень.

И все же он суши кусочек поел,
И сразу увидел гору Фудзияму,
От рюмки сакэ он совсем окосел
И тихо упал в придорожную яму.

Мне с утра сегодня
Восемнадцать лет,
Я купил на Сходне
Старый пистолет.
Пистолет заряжен
Пулею одной,
Не пойдем в овражек
Пострелять с тобой.
Пистолет в кувшине
На столе стоит,
Вот он, матершинник,
Преотвратный тип.
Он мой злобный критик,
Он же и палач,
И всегда сердитый,
Плачь ему не плачь.
И не пьет он бражку,
И не пьет вино,
Кушает он кашку
И уже давно.
Он стоит в прихожей,
Ждет стихи мои,
Вижу я по роже,
Что плохи они.
Я пишу по пьяни
Только для друзей,
Уши мои вянут,
Стопочку налей.
Я всегда за бедных
Печку затоплю,
Завтра на обедню
Скинусь по рублю.
Дверцу я открою,
Кину туда стих,
Ветер уж не воет,
Что-то быстро стих.
Я не стал поэтом,
Не убрал рутину,
Только в мире этом
Вижу паутину.
Я в той паутине
Муха-цокотуха,
Словно на картине,
Кто бы мене слухал.
Мне бы человеком
Голову сложить,
Или же со смехом
Водку снова пить.
Вдруг раздался выстрел,
Что-то потекло,
То ли мое сердце,
То ль в окне стекло.

Считай, что ты меня прогнала,
Порвала нить, сожгла мосты,
За то, что мне все время мало
В тебе душевной красоты.

Ты словно дикая пантера
Идешь за мною по следам,
То с бандерильей, как тореро,
Гоняешь милых местных дам.

То, словно римский гладиатор,
Меня зовешь на смертный бой,
А я всего лишь император
И не справляюсь я с тобой.

Умерь себя и стань царицей,
Садись сюда, вот рядом трон,
И все, кто знает, удивится
Тому, что мирно мы живем.

Я не хочу быть командиром,
Собой командовать не дам,
Иди ко мне, в ночных мундирах
Тебе всегда я аз воздам.

Я в мир смотрю, валяясь на диване,
Не рвусь схватить чего-то про запас,
Коллега мой сидел всего лишь в ванне
И «эврикой» весь мир тогда потряс.

Мне не нужны из золота тарелки,
Пусть простенький фарфор, но с синевой,
Я не люблю под модное подделки
И дом мой маленький, но свой.

Я как свеча горю в своем шандале,
Могу мерцать, могу зажечь пожар,
Могу кружиться в вальсе в зале
И по натуре я – гусар.

В любом колодце добрый дух,
Общеньем долго обделенный,
Становится с годами очень глух,
Как и вода – чуть-чуть соленой.

В пустыне скука, как песок,
То как бархан или как буря,
Но каждый новый голосок
Хозяин встретит, балагуря.

И чтоб прохожий ни кричал,
Колодец чуть его изменит,
И только глупость сгоряча
У края встанет на колени.

От Урала на запад – Европа,
Проживает там умный народ,
Раза три до Москвы он к нам топал,
Возвращался ногами вперед.

Ох, обиделась эта Европа,
Что какой-то русак от сохи
Всю Европу пешочком протопал
И везде русский флаг водрузил.

Приглашали и мы европейцев,
Мол, царя у нас нет в голове,
Относились мы к ним компанейски,
Обрусели они в первый век.

Из Европы пришли коммунисты,
Красный флаг и кровавый террор,
«Марсельезу» играли горнисты,
Поднимая над жертвой топор.

Вот пришла и в Россию свобода,
Демократия вышла за край,
Вы пугаетесь нашего сброда,
Но у вас эмигрантам не рай.

Вам холодной войны не хватает,
Без войны вы никто и ничто,
Вас когда-то спасли в теплом мае
И не будем спасать ни за что.

Графоманов не садят на грядках
И не делают их в постелях,
Они пишут что-то в тетрадках,
У портретов стоят в галереях.

Все сверяют свое фото
С полотном Ильи Глазунова,
Может тот, непонятный кто-то
Это он, не сказавший слова