Палача не охватит дрожь
(Кровь людей не меняет цвета), —
Гильотины веселый нож
Ищет шею Антуанетты.
Ночь за звезды ушла, а ты
Не устала, — под переплетом
Так покорно легли листы
Завоеванного зачета.
Ляг, укройся, и сон придет,
Не томися минуты лишней.
Видишь: звезды, сойдя с высот,
По домам разошлись неслышно.
Ветер форточку отворил,
Не задев остального зданья,
Он хотел разглядеть твои
Подошедшие воспоминанья.
Наши девушки, ремешком
Подпоясывая шинели,
С песней падали под ножом,
На высоких кострах горели.
Так же колокол ровно бил,
Затихая у барабана…
В каждом братстве больших могил
Похоронена наша Жанна.
Мягким голосом сон зовет.
Ты откликнулась, ты уснула.
Платье серенькое твое
Неподвижно на спинке стула.
1925
Без десяти минут семь
Медный всадник вздрогнул и ожил,
Сошел с коня, по-прежнему нем,
И молча стал приставать к прохожим.
Он будто спрашивал:
чья это смерть
Одела в траур людей и здания,
Что даже его привычную медь
Сегодня весь день раздирали рыдания?
Никто ничего ему не ответил:
Их много — людей, он один на свете.
Спали, когда он пришел с прогулки,
Свернувшись котятами, переулки.
Спиной к Петру, лицом к Неве
Стоял курчавый человек.
Ночь размышляла, к нему подползая:
Можно его обнимать иль нельзя ей.
Звездами был Ленинград осыпан,
И губы Петра отворились со скрипом:
«Застонет моряк, если вот-вот утонет,
И самый бесстрашный застонет в беде.
Мне стон их понятен, но мною не понят
Сегодняшней скорбью отмеченный день.
Кто это смолк, но всё еще слышим?
Он выше меня? И на много ли выше?»
Человек молчал, и ночь молчала…
Сдавлена под тяжестью металла,
Бровь Петра чуть-чуть затрепетала.
«Ведь оплакивала не меня же
Вся моя родимая земля.
Я не умирал сегодня. Я
В этот день не простудился даже.
Только слышал я сквозь медный сон:
Чьей-то смертью город поражен».
Обернулся медленным движеньем
Человек и молвил:
«Умер Ленин!»
Темный отдаленный форт
Слышал, как затрясся Петр,
Даже конь, недоуменьем сбитый,
Опустил одно копыто.
Еле слышно к уху донеслось:
«Объясни мне, что ты произнес,
Для народа моего родного
Где ты выкопал такое слово?
Кто он и какого чина?
Вероятно, маленький мужчина.
Трезвенник! Его бы зашатало
От одного Петровского бокала!
Выросший ребенок — город мой,
Для Руси моей удобный дом,
Ты обрадовался, что пришел другой,
Он ушел, и ты грустишь о нем.
Год за годом по Неве уплыл,
Ты меня еще не навестил,—
В день ли смерти, в день ли именин
Я стою по-прежнему один.
Никто не пришел, никого нет.
Только сегодня часов в пять
Явился какой-то худой поэт,
Проторчал два часа и пошел спать.
И больше он сюда не придет,
Он не покажется, сукин сын.
Ему ведь известно, что я — Петр,
Великий плотник моей Руси.
Русь родная, ты забыла
Четкий шаг твоих потешных,
Без разбору тратишь силы
Не для русских, для нездешних.
Ах, я помню: ты боролась,
Не давалась нипочем
Расчесать немытый волос
Заграничным гребешком.
И теперь вот год за годом
Уплывают, и я знаю:
Острижешь России бороду,
У нее растет другая.
Как же мог уйти с победою
Тот, что смолк в моей стране,
Если он не мог как следует
Даже ездить на коне?
Всю премудрость книг богатых
Он в Россию натаскал,
Как учил его когда-то
Бородатый немец Карл.
Но моей славянской расе
Не звенеть немецким звоном,—
Сколько б дерево ни красить,
Будет дерево зеленым.
Русский утром встанет рано,
Будет снег с крыльца счищать,
В полдень он напьется пьяным,
Ночью шумно ляжет спать,
Утром он проснется рано
И посмотрит — есть ли снег;
Если есть, напьется пьяным,
Если нет — запьет вдвойне.
Утром он проснется рано,
Ночью снова будет пьяным».
Около семи утра
Смолкла речь уставшего Петра.
Сквозь молочный свет была видна
Всадника позеленевшая спина.
Читать дальше