Но вернуться не мог он: погиб или просто остался
Доживать свои дни в этих черных расщелинах скал,
И поют старики о великом мученье скитальца,—
Я рассказы о нем на полночном привале слыхал.
Что-то русское сердце влекло в эти черные горы —
От медлительных рек, от степей, где шумят ковыли,
От равнины седой, уходящей в глухие просторы,
От песчаника злого владимирской нищей земли.
И недаром теперь столько песен слывет о Дарьяле,
И недаром отцы про погибельный пели Кавказ,
На привале ночном, где пожары зари догорали,
Повторяли порой про дружинников русских рассказ.
Был тот вечер в горах словно тихое стойбище сказки,
Неба черный клочок над моею темнел головой,
И паслись наверху облака разноцветной окраски,
Как овечьи стада, уходившие в край голубой.
В той ночной тишине грозный гул, словно рушится поезд:
То с обрывов летят, как дикарские стрелы, ручьи,—
Где же древний охотник? Вовеки не кончится поиск.
Где твой лук молодой? Где каленые стрелы твои?
Много песен у нас о грузинской царице Тамаре,—
Что же, сыздавна славилась горного края краса.
Во Владимир Залесский, с облаками пролетными гари,
Где на синих озерах кропила заря паруса,
Где с далекой поры гости бредили Суздальской Русью,
О Тамаре пошла с опаленного юга молва.
Молодой русский князь всё мечтал о красавице с грустью,
Возле кротких березок твердил роковые слова.
Отшумел листопад, и на юг снарядили посольство,
Все леса, да пески, да покрытые чернью поля,
Сотни рек перешли, и нежданно становится скользко,
Горы выросли вдруг, словно горбится с гулом земля.
И рассказы дошли до родного Залесья, до самых
Отдаленных погостов, где бьют родники и ключи,
Что царица Тамара в ущелье построила замок,
Где слуга-эфиоп носит огненный пояс в ночи.
Князь уехал туда, стал он мужем Тамары-царицы.
Далеко во снегах меркнет пасмурный суздальский день,
В заповедном ущелье звезда голубая таится.
То ли облако там? То ли сосен высокая тень?
Только время прошло — полюбила Тамара другого.
Что же, в пропасть лететь? Или пить, как вино, забытье?
Не нашлося ему ни ответа, ни песни, ни слова,—
Он с войсками пошел на прославленный город ее.
Воевал он с женой, но томила любовная мука,
Вспоминались ему и улыбка, и тонкая бровь,
Вспоминалась Тамара, всё видел он узкую руку,
Видел крашеный рот, напевавший порой про любовь.
А потом он ушел в эти горы, где гнут Кирчхловани
Золотые зубцы, словно гребни стены крепостной,
Где проносятся туры и красного света мельканье
Ослепляет глаза за высокой узорной стеной.
Мне старик говорил, что в году позабытом, далеком
Там охотник скакал, подымающий к небу копье.
Если гром громыхает в безоблачном небе высоком —
Это он говорит, повторяет он имя ее.
Но настанет пора, распадется во мраке громада,
Станут копьями вдруг золотые зубцы этих гор,
И в полуденный зной упадет на долины прохлада —
Это всадники с ним пронесутся в бескрайний простор.
Никогда не умрут те, чье сердце любовью горело.
Хоть проходят века — и крошится на солнце гранит,—
Их копье не возьмет, не пробьют их каленые стрелы,
Их, как солнце в огне, беззакатное время хранит.
<1938>
1
Степь легла от Оренбурга
Голубой межою,
Туча черная, как бурка,
Висит за рекою.
Далеко в степи кайсацкой
Ковыльное поле,
А попутчик машет шашкой,
Поет он о воле.
Иль увидел он в долине
Аул неприметный?
Ночь над озером раскинет
Шатер разноцветный.
Звезд на небе очень много,
Да не легче горю,
Пролегла в песках дорога
К Аральскому морю.
То в долине, то в овраге
Нетронутой новью
Скачут конники к ватаге,
К рыбацкому зимовью.
Дождь в краю том несчастливом
Пахнет горькой солью,
Снова путь ведет к обрывам,
К тихому раздолью.
Над тобой горит зарница,
Сторона глухая,
Скоро ль весточка примчится
Из родного края?
Враг решил меня обидеть
В грозную годину,
Как хотелось бы увидеть
Мою Украину…
Снова юность призывает
Молодою речью,
Плывет туча грозовая
Над старинной Сечью.
Читать дальше