Данте Алигьери - Божественная комедия. Рай

64. И как волнение стыда иль гнева
На белизне ланитной полотняной
Багрец рождает у невинной девы, —

67. Точь в точь и я, увидев свет багряный [307]
На фоне ослепительно сребристом,
Познал, что в новыя взнесен я страны.

70. Огни планеты Зевса, в строе чистом,
На нашем языке изобразиться
Приветствием старалися лучистым.

73. Как с берега поднявшиеся птицы
На ветлы новые несутся дале
То кольцами, то длинной вереницей,

76. Так с пением вокруг меня порхали,
Горя, святым огнем, блаженных с гаи
И D да I да L изображали,

79. В такт песни опускаясь и взлетая
И умолкая с буквой – шрифтом равным
Влекли за словом слово вплоть до края.

82. О Каллиопа! ты, что пеньем славным
Чаруешь нас, даруя песней сладкой
Бессмертие самим царям державным!

85. Даруй мне мощь дать в слове отпечатки
Тому, что зрел я, лад сих слов прекрасных
И прелесть сообщая риеме краткой.

88. Счел пятью семь я гласных и согласных;
Их сочетанье в память мне запало
В пять слов латинских, разуменьем ясных

91. Diligite justitiam сначала;
Сказуемое ж первое затем
Qui judicatis terrain дополняло. [308]

94. А после все слилось в единый М;
Сей буквою заканчивая фразу,
Весь хор духов недвижен стал и нем. [309]

97. И чудо новое явилось глазу:
На крышу М посыпались струею
Огни еще, к ней прилипая сразу.

100. Как головню колотят головнею, [310]
Чтоб так, как искры, сыпались червонцы,
Кто научен в том глупостью людскою, —

103. Так, сверху М как крыша или донце
Нависши, пополам себя согнуло
Духов собрание, блестя как солнце.

106. Когда ж умолкло рокотанье гула,
На месте стало все – и, пламенея,
Подобие орла из М блеснуло. [311]

109. Художник неба, сам себе довлея,
Творит и образцов не знает силе,
Рождая в гнездах формы вместе с нею. [312]

112. Еще огни, что, мнилося, почили,
Вкруг подлетели слева, как и справа,
Украсивши орла венцом из лилий.

115. Так видел я звезды, что семя права
Внедряет в нас и дух наш к правде манить,
Великую на небе честь и славу.

118. О, пусть ее ведущий гений взглянет [313]
На этот чад удушливый и черный,
Что на земле ее лучи туманит!

121. Пусть вострепещет перед ним позорный
Земной блюститель правды, кем сквернится
Храм, созданный, ей в честь, столь чудотворно!

124. О светлый сонм, не уставай молиться
За бедных, кто, влача покров телесный,
Должны дурным примером уклониться!

127. Оружьем прежде мучили; бесчестно
Теперь нам хлеба не дают святого,
Который даровал нам Царь небесный!

130. Ты, пишущий, чтобы стереть все снова!
Для попранного вами винограда
Петр с Павлом пали, – но их живо слово!

133. Ты ж думаешь: Когда мне только надо
Того, кто жизнь провел один в пустыне
И умер пляски мерзостной наградой, —

136. То что мне до Петра и Павла ныне?

1. Являлся мне с четою крыл открытой
Прекрасный образ, где в отраде мирной
Венцом благие духи были слиты.

4. Всяк в нем являл рубина цвет порфирный,
На солнце рдея так, что в смертном глазе
Весь солнца блеск воспроизвел всемирный.

7. Что надо мне отпечатлеть в рассказе, —
Чье мне перо опишет то и чья же
Речь оперит полет моих фантазий?

10. Я зрел орла, его я слышал даже;
И хоть я ухом слышал я и мой,
Но смысл воспринимал в том мы и наше. [314]

13. Он говорил: «За милость с правотой
Меня Всевышний славно так прославил,
Что все желанья низки предо мной.

16. Такую память в мире я оставил,
Что и порочным слава та понятна, [315]
Хотя моих не исполняют правил. —

19. Как много углей теплотой приятной
Одною греют, так в одно сказанье
Любви излился отзвук многократной.

22. О цвет невянущего ликованья,
Я молвил, – в ком отдельный запах каждый
Сливается в одно благоуханье!

25. Да усладит ваш аромат ту жажду,
Которая доселе не узнала
Еще себе услады ни однажды.