Дмитрий Шестаков: Уголовный кодекс Федеративной Республики Германии

Из принципа законности вытекает, наконец, требование определенности. Гарантия существования законного основания для наказуемости и наказания не обеспечивала бы подлинную правовую гарантию, если бы законодатель в результате неточной формулировки состава наказуемого деяния уклонялся от принятия собственного решения, и определение того, что наказуемо, а что нет, предоставлял судье. Подобная неопределенность уголовно-правовой нормы, ограниченной только судопроизводством, квалифицировалась ранее как грубое бесчинство, о котором в старом УК (§ 360, № 11) сказано: «Кто творит бесчинство…», но сейчас в § 118 Закона об административных правонарушениях, в большей степени соответствующем требованию определенности, формулируется следующее положение: «Кто грубо совершает неподобающее действие, которое может нарушить общественный покой или создавать подобную угрозу или нанести вред общественному порядку…» Такому требованию определенности, гарантирующему обеспечение прав и неприкосновенность граждан, служит и осуществляемое в ходе реформы преобразование в норму закона некоторых правил, действовавших до сих пор как право судьи на оспаривание толкования закона, данного вышестоящим судом. Подобное преобразование мы находим относительно мнимого причинения бездействием (§ 13), ошибки в запрете (§ 17), оправданным вынужденным положением (§ 34) и при заблуждении об правомерном вынужденном положении (§ 35, абз. 2). Большую определенность закона гарантируют, кроме того, более узкое определение покушения (§ 22), улучшенная норма об отказе от покушения, если в деянии участвуют несколько лиц (§ 24, абз. 2), и перечень понятий лиц и вещей (§ 11). Такой же цели в Особенной части УК подчинены более точные формулировки многих составов деяний, например, об оставлении места ДТП (§ 142), в составах о половых наказуемых деяниях (§ 174 и др.), при определении уклонения от наказания и укрывательства имущества, добытого правонарушающим путем (§§ 257–259), угрозы, возникающей в результате нарушения правил строительства (§ 323) и должностных деликтов (§ 331 и др.). Однако есть и противоположные примеры. Так, согласно § 324 подлежит наказанию лицо, которое неправомочно загрязняет воды, т. е. в данном случае не определены границы наказуемости. Но подобная норма действовала и ранее в § 38 Закона о регулировании водного режима, в котором ее ограничение вытекало из Закона в целом.

Основой политики в уголовно-правовой сфере является в конечном счете принцип гуманности. Он свидетельствует о том, что все человеческие отношения, которые приводят к необходимости возникновения уголовного права в самом широком смысле, должны основываться на взаимной связи, совместной ответственности за людей, совершивших наказуемые деяния, готовности оказать социальную помощь и содействие борьбе за возвращение к нормальной жизни осужденных. Для Федеративной Республики Германии из этого вытекает признание запрещения применения пыток и бесчеловечного или унижающего человеческое достоинство наказания или обращения согласно ст. 3 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 г. (BGBl. 1952. II. S. 685), отмена смертной казни, запрещение наказания в виде заключения в каторжную тюрьму и наказания, позорящего честь человека, а также установление цели ресоциализации при обвинительном приговоре и при исполнении наказания в виде лишения свободы (§ 46, абз. 1, предложение 2, УК; § 2, предложение 1, 154 Закона об исполнении наказания).

Самоограничение Уголовного кодекса проявляется, помимо принципа законности, о котором уже шла речь, прежде всего, в ограничении сферы применения уголовного права при действиях с международным элементом (например, место деяния находится за границей; лицо, совершившее деяние, является иностранцем; нарушенное правовое благо относится к другому государству или гражданину иностранного государства). В результате перехода от личностного принципа к территориальному (§ 3) действующее право принципиально вернулось к ограничению германского уголовно-правового принуждения деяниями, совершенными на территории своего государства. Одновременно для наказания деяний, совершенных за границей, требуется точка соприкосновения, узаконивающая действующее на территории Германии уголовно-правовое принуждение, как это, например, проявляется в потребности защиты определенных внутригосударственных (§ 5) или универсальных правовых благ (§ 6). Эти установления дополняет § 1а Военно-уголовного закона в редакции от 24 мая 1974 г. (BGBl. I. S. 1213), за наказуемые деяния, совершенные военнослужащими ФРГ за границей. Закон от 6 июня 1995 г. «О защите моря распространил сферу действия германского уголовного права о наказуемых деяниях против окружающей среды» согласно § 324, 326, 330 и 330а, на области исключительно германской экономической зоны за пределы германского морского побережья (§ 5, № 11) и на наказуемые деяния, которые совершает судно, выбрасывая вредные вещества на всем побережье Северного и Балтийского морей (ст. 12 Закона). Закон о трансплантации органов от 5 ноября 1997 г. (BGBl. I. S. 2031) распространил далее германское уголовно-правовое предписание о запрещении торговли органами (§ 18 Закона) на деяния, совершаемые за границей, если лицом, совершившим деяние, является гражданин ФРГ (§ 5, № 15 УК).