Михаил Антонов - Право и общество в концепции Георгия Давидовича Гурвича

Так, в концепции Э. О. Росса Гурвич приветствует видение правовой жизни как основанной на неискоренимых конфликтах и на множестве разных правовых порядков. Этот подход, по мнению Гурвича, ограничен индивидуалистическим мировоззрением Росса, который находил в правовой жизни только агрегат автономных индивидуальных воль, соединенных благодаря рациональной организации общения и социальному контролю [433]. Отвергая эту точку зрения на социальный контроль, Гурвич исследует концепции таких американских мыслителей, как Элвуд, Гидденс, Парк и др.

Не найдя в их работах приемлемого определения социального контроля, он обращается к теории Ч. Кули. В концепции этого автора Гурвич находит ряд ценных положений, которые затем кладет в основу развития собственной правовой теории. Речь идет о таких аспектах, как разделение контроля на рациональный и спонтанный, деление групп и правовых общностей на первичные и вторичные, микросоциологический анализ правового общения через изучение форм взаимодействия между «Я», «Мы» и другими формами социальной индивидуализации. При этом совпадали позиции двух мыслителей относительно существа правового общения, которое было для них, с одной стороны, спонтанным и динамичным, а с другой – основанным на идеальных ценностях. Собственную концепцию социального контроля Гурвич формулирует полностью в духе теории Ч. Кули и выделяет ряд предпосылок, на которых должно базироваться социологическое изучение феномена права как инструмента «социального контроля» [434]: 1) отказ от веры в теорию прогресса или эволюции общества и от возможности трактовки регулятивных механизмов общества как результатов такой эволюции; 2) отказ от ценностной трактовки права как системы общественного порядка или системы «вечного мира» – право является производным от множества конфликтов, противоречий, антагонизмов и систем равновесия между различными интересами и ценностями; 3) отказ от теории общественного договора и от предположения, что право есть взаимная гарантия для индивидов и общества от возможности злоупотребления своей свободой в ущерб друг другу; конфликты, социальная борьба и плюрализм ценностей не есть нечто абстрактное, что можно было бы «примирить» заключением абстрактного договора; 4) признание того, что общество состоит из множества различных, автономных групп, каждая из которых вырабатывает свои нормативные факты и свою систему социального контроля; эти системы могут не только не совпадать, но и конфликтовать между собой, и тенденции их развития могут значительно расходиться; 5) уяснение точного места и значения ценностей в общественной жизни, признание функциональной взаимообусловленности общества и ценностей (такой подход Гурвич обозначает как «функциональный реляционизм»); 6) критика нормативизма, невозможность отождествлять систему права с системой принятых в конкретном обществе правил и норм поведения [435].

Эти принципы являются не повторением тезисов работ Гурвича о социальном праве, но их развитием применительно к проблемам эмпирической социологии права. Мыслитель пытался разработать – и это основное отличие от работ предыдущего, «феноменологического» периода – не просто философскую концепцию права, а теоретическую основу для исследования действующего права. Отказываясь от феноменологии как метода исследования (Гурвичу она представлялась формой философского мировоззрения, неотделимой от предлагаемых в ее рамках методологических приемов), ученый пытается сформулировать новую методологическую концепцию. Опору для этого он ищет в новейших разработках Морено и его социометрической концепции [436], свободной как от метафизических предпосылок, так и от догматизированной ориентации исключительно на эмпирические исследования. Социометрия была близка Гурвичу не столько благодаря методологии как таковой (в ней мыслитель находил многое от механицизма и индивидуализма социальных теорий XIX в.), сколько по причине ее независимости от той или иной философской концепции. Возможность объективного изучения конкретных форм общения, которую предлагала социометрия, оказалась весьма созвучной довоенным исследованиям Гурвича по анализу форм общения в рамках изучения права как социального феномена.

Предпринятый Гурвичем в конце 1930-х годов анализ форм социабельности как основы правового общения совпал с одновременными исследованиями форм социального взаимодействия в рамках социометрии. Это позволило Гурвичу, с одной стороны, встроить свою социолого-правовую теорию в контекст эволюции социальной мысли XX в., а с другой – попытаться найти практическое применение своей теории в рамках эмпирических исследований [437]. Поэтому по возвращении во Францию он прилагает усилия по внедрению социометрии как методологического аппарата конкретных социологических исследований во французскую социологию, пытаясь противопоставить ее другим американским социологическим методам (структурно-функциональному анализу, эмпиризму Чикагской школы и т. п.).