В таких случаях суд при принятии столь ответственного решения, как санкционирование обыска в жилище, вынужден, по существу, принимать на веру достоверность включенных оперативным сотрудником в подобный меморандум сведений, не предпринимая попыток каким-либо образом убедиться в их объективности (да, видимо, и не имея на то возможностей).
И логически возникает весьма существенный вопрос: не создается ли тем самым самое широкое поле для злоупотреблений со стороны в первую очередь недобросовестных оперативных сотрудников (тем более, возможно, действующих по неким личным, в том числе и по коррупционным мотивам)?
Неслучайно, видимо, то, что из материалов уголовного дела, по которому на основании таких «справок-меморандумов» было произведено более 40 обысков (и из которого мы заимствован приведенный выше пример), усматривается, что одни судьи находили их достаточными для положительного решения вопроса о санкционировании производства обыска. Другие судьи (подчеркнем, одного и того же районного суда) полагали, что этого недостаточно для санкционирования проведения обысков.
К примеру, отказ в удовлетворении ходатайства следователя о производстве обыска в жилище Л. один из судей мотивировал следующим образом:
«Следствием в качестве доказательств причастности Л. к совершению указанного преступления предоставлена одна лишь справка-меморандум №… от…, согласно которой по месту его жительства могут находиться предметы и ювелирные изделия, похищенные у К.
Исследовав представленные материалы, суд считает, что следствием не предоставлены достаточные основания полагать, что по месту жительства Л. могут находиться предметы и ювелирные изделия, похищенные у К.» [379].
«Где гарантии, – анализируя подобную практику, задает отнюдь не риторический вопрос один из журналистов, – что некий оперативник не взял информацию с потолка, прикрываясь секретностью?» [380]
Более того, легализация оперативно-розыскных данных, служащих единственным основанием для рассмотрения судом ходатайства о производстве обыска в жилище в форме справки-меморандума, чревата и прямыми злоупотреблениями в этом отношении и со стороны следователей, которые в таких случаях действуют также по неким личным мотивам, выступает провоцирующим для того фактором.
Также приведем пример из правоохранительной практики.
Бывший следователь СУ СКР по Иркутской области В. Матвеев, чтобы получить в суде санкции на обыски в жилище фигурантов по расследуемым им делам, в декабре 2010 г. лично изготовил 32 подложных рапорта от имени руководителей органов дознания, подделав подписи последних. На основании этих документов, без какой-либо дополнительной проверки достоверности внесенных в них сведений судьи во всех случаях давали согласие на производство обысков; обнаруженные при обысках денежные средства (в том числе и в валюте) и другие материальные ценности Матвеев присваивал [381].
Изучение следственной и судебной практики также показало, что встречается и другой путь «легализации» оперативной информации для обоснования наличия достаточных оснований для производства обыска: допрос по этим обстоятельствам в качестве свидетеля лица, сотрудничающего с оперативно-розыскными органами на конфиденциальных началах. При этом допрашивается это лицо по вполне понятным причинам под псевдонимом; протокол его допроса предоставляется в числе других материалов для обоснования необходимости производства обыска в суд.
Такая же методика, как это также показывает практика, стала использоваться следователями и для обоснования необходимости избрания подозреваемому, обвиняемому меры пресечения в виде содержания под стражей. Под псевдонимом допрашивается лицо, которому известно (якобы известно), что подозреваемый, обвиняемый высказывает намерение скрыться от органов предварительного расследования и (или) оказать воздействие на потерпевшего и других фигурантов по делу.
Вновь повторим: в настоящее время мы не готовы предложить сколь-либо однозначную рекомендацию в отношении решения этой проблемы.
Тем не менее полагаем следующее. Как известно, ходатайства следователя о санкционировании обыска в жилище, производстве других предусмотренных УПК следственных действий рассматриваются в закрытом судебном заседании и без участия в нем представителей стороны защиты. Сами судьи, рассматривающие подобные ходатайства следователя, имеют допуск к сведениям, носящим секретный характер. А потому судьей для принятия соответствующего решения как минимум должен опрашиваться в первом случае оперативный сотрудник – автор предоставленной следователю справки-меморандума, во втором – лицо, допрошенное следователем об указанных выше обстоятельствах под псевдонимом, протокол которого в числе других материалов также предоставлен судье (в обоснование необходимости принятия истребуемого судебного решения).
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу