Владимир Кудрявцев - Избранные труды [сборник]

Однако нельзя согласиться и с определением покушения как «посягательства на предмет» преступления. Подобное определение охватывало бы лишь небольшой круг оконченных покушений, при которых субъект, так сказать, вошел в соприкосновение с предметом посягательства (ранение – при покушении на убийство, незначительное повреждение имущества – при покушении на поджог и т. д.). Большое количество оконченных покушений, не причинивших вреда объекту, и все неоконченные покушения выпадают из этого понятия покушения.

Признак «посягательство на объект» вызывает сомнения и по другим основаниям. Под посягательство на объект принято понимать причинение объекту ущерба. Однако покушение представляет собой лишь неудавшуюся попытку такого посягательства на объект. При покушении объект по не зависящим от лица обстоятельствам не терпит ущерба – в этом существо покушения в отличие от оконченного преступления. Фактически же причиненный иногда при оконченном покушении вред не имеет значения элемента состава и не отражается в квалификации покушения (ранение жертвы при покушении на ее убийство) [474].

В учебниках по Общей части советского уголовного права либо вовсе не говорится о том, что при покушении попытка совершения преступления всегда остается безрезультатной, либо вскользь отмечается, что при покушении результат может не наступить по «каким-либо причинам». Проф. А. А. Герцензон идет еще дальше и определяет покушение как «действие, направленное на совершение преступления, но не приведшее к преступному результату как в силу причин, зависящих от субъекта , так и не зависящих от него » [475]. А. А. Герцензон признает видом покушения добровольно оставленное покушение. Такого же мнения придерживается Н. В. Лясс [476].

С этими положениями нельзя согласиться. Без наличия точно установленного судом факта ненаступления преступного результата по не зависящим от лица обстоятельствам, нет покушения. Действия по исполнению преступления могут завершиться преступным результатом – тогда налицо оконченное преступление, или не завершиться преступным результатом по зависящим от лица обстоятельствам в силу его добровольного отказа. Но покушение будет лишь там, где действия лица по исполнению преступления не завершились преступным результатом не по «каким-либо причинам», ибо эти причины могут быть и добровольным отказом, и, конечно, не по добровольному отказу, а только по не зависящим от лица обстоятельствам.

Указание на ненаступление преступного результата по не зависящим от лица обстоятельствам в качестве необходимого признака покушения содержалось еще в «Руководящих началах». Этот признак был сохранен и в первом советском уголовном кодексе – в УК РСФСР 1922 г. Он указан, наконец, в действующем УК УССР (ст. 16) – единственном из всех действующих уголовных кодексов союзных республик, в котором содержится развернутое определение покушения.

Почти в каждом приговоре, определении и постановлении судебных органов о покушении подчеркивается, что при покушении преступный результат не наступает по не зависящим от субъекта обстоятельствам. Так, в постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 2 сентября 1943 г. указано: «Покушение предполагает, что преступное намерение не было осуществлено по обстоятельствам, не зависящим от обвиняемого » [477]. В определении Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда СССР по делу Филатовой и Жильцовой говорится: «Поскольку зерно не было ими взято из бестарок, в которых перевозилось, а по не зависящим от них обстоятельствам было обнаружено в бестарках Лукониным, воспрепятствовавшим изъятию этого зерна, их действия надлежит рассматривать как покушение на кражу » (курсив мой. – Н. К. ) [478].

При покушении отсутствует не вообще какой бы то ни было преступный результат, а лишь тот, который охватывается умыслом субъекта как цель его преступной деятельности. Поэтому, если по пути к достижению желаемого результата субъект совершает другое преступление, являющееся лишь способом выполнения первого, то это второе преступление не отражается в квалификации. Так, при покушении на убийство или на изнасилование субъект может причинить определенный преступный ущерб – ранить жертву, причинить боль, лишить свободы и т. д. Но поскольку все эти преступления являются лишь способом осуществления другого, более тяжкого преступления, содеянное будет квалифицироваться не как оконченное преступление, предусмотренное ст. ст. 143, 146 или 147 УК РСФСР, а только по ст. 19–136 УК РСФСР или по ст. 19 и соответствующей статье Указа от 4 января 1949 г. «Об усилении уголовной ответственности за изнасилование». Так, по делу Беляева и Щенова Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР указала что действия Щенова, связанные с нанесением легких телесных повреждений Ашепкову, были первоначально неправильно квалифицированы и как покушение на убийство по ст. 19, п. «а» ч. 1 ст. 136 УК РСФСР, и как нанесение легких телесных повреждений – по ч. 1 ст. 143 УК РСФСР. «Если признать покушение Щенова на убийство Ашепкова доказанным, – отмечается в определении коллегии, – то, хотя в результате покушения и причинены телесные повреждения, эти действия, учитывая содержание умысла виновного, должны были бы квалифицироваться только по ст. 19 и п. “а” ч. 1 ст. 136 УК РСФСР» [479]. Покушение на преступление имеет место и в тех случаях, когда лицо, совершая умышленное преступление, стремится к достижению одного результата, но фактически наступает другой, не предвиденный им результат. Например, лицо, которое, имея намерение похитить государственное имущество, фактически по ошибке похищает личное имущество, должно отвечать за покушение на хищение государственного имущества. Хищение личного имущества не может здесь вменяться ввиду отсутствия вины. Аналогичное положение имеет место при хищении государственного имущества со стороны лица, умысел которого был направлен на похищение личного имущества. Наша судебная практика последовательно придерживается одного из важнейших принципов советского уголовного права: без вины нет уголовной ответственности. Так, Железнодорожная коллегия Верховного Суда СССР не нашла состава хищения государственного имущества в действиях Тимашкова, похитившего дамскую сумку, в которой находились деньги, принадлежавшие государственной организации. Коллегия исходила из того, что обвиняемый не знал, и по обстоятельствам дела не мог знать, о подлинной принадлежности имущества. Действия Тимашкова были переквалифицированы со ст. 1 Указа от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества» на ч. 1 ст. 1 Указа от 4 июня 1947 г. «Об усилении охраны личной собственности граждан» [480].