Евгений Ищенко - О криминалистике и не только - избранные труды

Чрезмерная неприкосновенность судей, как и иных государственных чиновников, граничащая с полной безнаказанностью, – это тот барьер, который еще долго будет стоять на пути борьбы с коррупцией, активно провозглашаемой, но недостаточно реализуемой в нашей стране.

Отрицательными последствиями чревата и тенденция сворачивания форм внешнего контроля за правосудием на фоне снижения роли и престижа судебной власти, получившей дополнительные возможности для злоупотреблений.

Что же предложил УПК РФ в качестве компенсационного механизма к утраченному общественному контролю? Пожалуй, только суд присяжных, возрождение которого выдается за крупную победу периода реформ. Однако эта победа весьма сомнительна. Во-первых, на рассмотрение суда присяжных могут передаваться лишь уголовные дела об особо тяжких преступлениях, доля которых в статистике не превышает 5 %. Во-вторых, нет никаких оснований считать, что присяжные, приглашенные из списка, составляемого на основе избирательных списков, окажутся грамотнее и активнее народных заседателей, избранных коллективами трудящихся. В-третьих, расширение коллегии присяжных до 12 человек способно привести (и часто приводит!) к снижению качества и обоснованности вердикта, ибо увеличение численности коллегии закономерно влечет снижение индивидуальной ответственности за принимаемое решение. Можно, конечно, уповать на нравственный долг присяжных заседателей. Уповать-то можно, но очень уж часто срабатывает у них стадный инстинкт. Суд присяжных – это суд эмоций, он отличается своей непредсказуемостью.

Приняв суд присяжных как некое демократическое достижение в развитии судебной системы, явно не имеющее дальнейшей перспективы, ставящее обвиняемых в неравное положение, игнорирующее интересы потерпевшего, реформаторы сочли это достаточной компенсацией к исключению народных заседателей и переходу от коллегиального к единоличному правосудию по подавляющему большинству уголовных дел.

Существенно сузив пределы полномочий суда в исследовании доказательств и лишив его права на возвращение уголовного дела прокурору на дополнительное расследование, законодатель тем самым объективно закрепил приоритет защитительной функции суда, признал достаточной для эффективного правосудия формальную, юридическую истину, что также следует из уравнивания задач общего и особого порядка судебного разбирательства.

Отказавшись от постановки целей и задач в уголовном судопроизводстве, УПК РФ в ст. 6 сформулировал его назначение. По сути, в этой статье сформулированы функции обвинения, защиты и разрешения дела по существу. Другими словами, назначение уголовного судопроизводства сведено к состязательности судебного разбирательства. Очевидно, что законодатель таким образом форму уголовного судопроизводства поставил выше его содержания, процессуальные права личности – выше ее материальных прав и интересов, а также совершенно проигнорировал интересы общества и государства.

Подчеркну еще раз, что отход от объективной истины неизбежно ведет к формализации уголовного процесса, к презюмированию выводов по делу следователя и суда, тогда как объективное исследование недооценивается и даже шельмуется. Нельзя отрывать состязательность от установления объективной истины, ибо это сводит назначение уголовного судопроизводства к простому «выигрышу дела» одной из сторон – обвинением или защитой.

А что же говорят апологеты чистой состязательности? По мнению Г. М. Резника, «исторический опыт неумолимо свидетельствует о том, что инквизиционная модель судопроизводства с ее неограниченным стремлением к истине в итоге вырождается в бесправие… Советский уголовный процесс к середине 80-х гг. являл собой удручающее зрелище: пыточное следствие, исчезновение оправдательных приговоров, бесполезность защиты. Судьи разучились судить, если понимать под правосудием деятельность на рассуд, а не на осуд; прокуроры – обвинять, адвокаты – защищать…

Понимание уголовного судопроизводства как средства борьбы с преступностью господствовало и в правовой теории. Такая аберрация вкупе с искаженно толкуемым принципом неотвратимости наказания и утопическим представлением о достижении истины по каждому уголовному делу – плодом философско-идеологической вульгаризации познания события прошлого – породили поистине уникальное правосудие…»

А что же теперь? – сам собою напрашивается вопрос. Г. М. Резник продолжает: «Через 5 лет жизни по новому закону, можно смело констатировать, что вновь восстановлена прежняя упряжка из суда, прокуратуры и следствия, решающих одну общую задачу – борьбу с преступностью… На бумаге – новый процессуальный кодекс. На практике – все то же пыточное следствие, правосудие без оправданий (суд присяжных не в счет). Не в борьбе с преступностью цель уголовного процесса, а в утверждении справедливости в обществе. Не социальной. Юридической. Выражающейся в разрешении независимым судом спора равноправных сторон обвинения и защиты» 194.