Павел Уваров - Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Не было ли в этих и других «проговорках» некоего подспудного стремления подчеркнуть равенство «людей мантии», «людей закона» с «истинным» дворянством, дворянством шпаги?

Любопытно, что именно дез Юрсен, фигура из далекого прошлого, вызывает взрыв рассуждений о настоящем. Если Питу считает его пример идеальной моделью адвокатского успеха, а поправка Паскье лишь приправила этот образ порцией стоицизма, то для молодежи казус дез Юрсена стал поводом для очередной серии жалоб:

Не следует более ждать, что выбирать будут таких людей и именно так будет идти продвижение по службе, — возражает младший сын Паскье, — по крайней мере до тех пор, пока будет продолжаться продажа должностей и они будут дорожать, а вы видите, что все это разрастается день ото дня [346] «au moins tant que la venalité et cherté des offices durera, laquelle nous voyons croistre et augmenter de jour en jour» ( Loisel A. Op. cit. P. 60). .

Николя Паскье вторит его старший брат Теодор:

Я знаю, что навсегда остался бы в зале Дворца, если мой отец не предоставил бы мне должность королевского адвоката в Счетной палате, которую он переписал на меня с правом пожизненной преемственности [347] «qu’il m’aresigné en survivance», то есть Этьен Паскье, переписав должность старшему сыну, мог, отложив реальную передачу, исполнять свои функции до самой смерти. Умрет Паскье в 1615 году, так что Теодор Паскье мог бы еще тринадцать лет ходить в адвокатах. Но в реальности передача все-таки состоится в 1604 году. См.: Dahlinger J. H. Etienne Pasquier or Ethics and History. New York, 2007. P. 46. .

Антуан Луазель-младший также смотрит на жизнь трезво: «Мы живем ныне не в то время, когда людей выбирали бы в соответствии с их заслугами и добродетелями. Ныне надо, чтобы они продвигались на должности сами, при помощи денег. Иначе они так и будут прозябать в пыли Дворца» [348] «nous ne sommes plus au temps auquel on recherché les hommes pour leurs merite et valeur; mais il faut qu’ils s’advancent aux estats d’eux-mesmes et par argent; autresment ils croupiront en la poussiere du palais» ( Loisel A. Op. cit. P. 60). .

Что касается меня, — сказал младший сын Луазеля, — я, напротив, почти жалею, что стал советником, ведь останься я простым адвокатом, я бы более продвинулся, и я больше бы служил общему благу ( au public ), чем обладая моей должностью [349] «J’ay tout au contraire quasi regret d’avoir esté pourveu de mon estat de conseiller, estimant que si je fusse demeure simple advocate, je me fusse plus advance et eusse plus servy au public que par adventure je ne seray en mon officе» (Ibidem). .

Термин publique отсылает нас к важнейшей дихотомии частных интересов и интересов общественных и чрезвычайно любопытен в данном контексте. Традиционно именно советники считались блюстителями общественных интересов [350] Цатурова С. К. Формирование института государственной службы во Франции XIII–XV вв. М., 2012. С. 512–558. , адвокатуре же отводилась роль защитницы интересов частных лиц, если только речь не шла о королевских адвокатах [351] Многие, например Филипп де Мезьер, видели в деятельности адвокатов, стремящихся искать дополнительные аргументы в пользу своих клиентов, причину недопустимого усложнения процессов, становящихся поистине «вечными» (Там же. С. 527). .

Но если Ги Луазель остался в меньшинстве среди своего поколения участников «Диалога…», то старшие, в особенности Паскье, разделяют его «идеалистический» подход.

Надо лелеять добродетель ради нее самой, хотя часто она неизбежно сопровождается событиями, которые мнение черни сочтет злой судьбой, но на самом деле сулящими почет, когда невиновность и добродетельная жизнь становятся известны всем и в особенности Богу, который и есть справедливый судия наших поступков [352] «d’accidens mal fortunes, selon l’opinion du vulgaire, mais honorables, quand l’innocence et la bonne vie sont connues de tous et principalement de Dieu, qui est le juste iuge de nos actions» ( Loisel A. Op. cit. P. 63). .

Примечательно, что в образе идеального адвоката часто присутствуют мученические мотивы, образцовый адвокат готов страдать, исполняя свой долг, отстаивая общественные интересы. Статуе Пьера де Кюиньера прижигают нос свечкой, Жювенель дез Юрсен остается без своего парижского имущества, разграбленного бургиньонами, многие расстаются с жизнью. Паскье знакомит с настоящим мартирологом адвокатов и судей, погибших во время мятежей Этьена Марселя, кабошьенов, арманьякской резни 1418 года и, конечно, Варфоломеевской ночи.

Но угроза может исходить не только от черни. Жан Демарe, имевший множество заслуг и поднявший свой голос в защиту королевских интересов во время малолетства Карла VI, «выступал так смело, что герцоги Анжу, Берри и Бургундии, почувствовав себя задетыми, сумели организовать против него процесс… и обезглавили его на рыночной площади». Лишь 24 года спустя его кости были перезахоронены в семейном склепе.