Гораполлон - Иероглифика

Эта обманчивая и чуждая точка зрения была порождена не только трудами Диодора Сицилийского, Аммиана Марцеллина и других, но и текстом «Иероглифики Гораполлона» – одним из немногих уцелевших древних манускриптов, который объясняет многие египетские иероглифы. Книга, скорее всего, была написана в Египте – магом Гораполлоном, сыном Асклепиада. Асклепиад и его брат Гераиск, сыновья старшего Гораполлона, воспитывались эллинами, жившими в Александрии в V веке нашей эры. Оба брата изучали местные традиции, египетских богов и греческую философию. Гераиск писал молитвенные гимны и пытался доказать основополагающую согласованность всех теологий [115]. Труд более молодого Гораполлона, как указывает Боэс, учитывал греческую точку зрения и, очевидно, изначально был написан на греческом языке. Тем не менее он предлагал множество глоссов, которые в наше время подтверждены расшифровкой иероглифов – по крайней мере, частично [116].

Комбинируя вымысел и истину, а также пытаясь воссоздать утерянную традицию по крохотным и часто ложным фрагментам, «Иероглифика» служит типичным образцом синкретизированной позднеантичной философии, которую неплохо описал Джат Фауден [117].

Боэс акцентируется на подделке тематики и структуры текста, а не на истинности многих частей его содержания. Современные комментарии (например, трактовки Фаудена) почти ничем не отличаются от взглядов Боэса и предлагают лишь другую тональность. Они сравнивают Гораполлона с американскими интеллектуалами смешанных культур – таких как Гарсилазо де ла Вега, который пытался объяснить западным читателям осколки коренных религиозных и культурных традиций Нового Света. Чтобы спасти фрагменты знаний от забвения, де ла Вега вмещал материалы в чужеродные матрицы западной культуры. Гораполлону также не хватало филологического оснащения для выполнения своей задачи, и это свидетельствует не о глупости автора, а о его отчаянии и тоске по невозвратимому прошлому. Текст показывает нам путь многих позднеантичных интеллектуалов – включая великого неоплатониста Плотина: они выискивали смысл в визуальных символах и комбинировали восточную мудрость с греческой философией. Судьба Гораполлона лишнее тому свидетельство: в конце жизни он стал отступником и перешел в христианство. Синкретизм не мог продвинуться дальше. Труд Гораполлона и судьба его семьи отметили «неудачу длительного взаимодействия греческого и египетского язычества» [118].

«Иероглифика» открыла окно в интеллектуальную жизнь поздней античности. «Однако, – как указал Боэс, – труд Гораполлона проливает свет и на поздний период Ренессанса. Открытие этого манускрипта породило среди художников и интеллектуалов не только широко распространившееся очарование Египтом, но и вспышку египтомании. Многие статьи и книги по истории искусств, наук и философии прославляли полумифические достижения Древнего Египта гораздо красочнее, чем реальные достоинства Греции и Рима. Большинство философов и ученых той эпохи верили, что сохранившиеся тексты Платона и Аристотеля, Архимеда и Птолемея содержали лишь тень потерянного знания египетских храмов» [119].

На самом деле безумие вокруг «таинств пирамид» возникло не только по вине Гораполлона. Реликвии Египта, установленные в самых доступных местах – к примеру, обелиски Рима (один из которых существовал до конца Средних веков), а также стелы Александрии и Стамбула – очаровывали любителей старины раннего Ренессанса. Пирамиды Мемфиса и другие древние артефакты Египта были описаны в 1435 году пионером археологии Кириком Анконским [120]. Тексты герметических трактатов, переведенные в 1460 году Фикино, оживили мнение, будто Египет был центром возвышенной теологии и мощной натуральной магии [121]. В качестве примера Боэс приводит текст «Эннеад» Плотина. А что сказать о знаменитых придуманных историях древних Вавилона и Египта, изданные доминиканским теологом Джованни Нанни да Витербо. Вряд ли можно привести какой-то лучший пример научной и художественной египтомании Ренессанса. Еще одним таким образчиком могут служить фрески Пинтуриччио для апартаментов Борджии в Ватикане [122].

Что касается формирования отношения раннего Ренессанса к египетским символам, то здесь «Иероглифика» сделала больше, чем любой другой отдельный текст. Бесстрашный путешественник и археолог Кристофоро Бандлмонти, написавший чудесный трактат о греческих островах, в 1419 году посетил Андрос и приобрел там копию манускрипта. Текст Гораполлона вскоре нашел переводчиков. Кирик Анконский, например, использовал отрывки из книги I для своей подготовки к путешествию в Египет. Трактат прекрасно дополнял информацию об иероглифах, представленную в манускрипте Аммиана Марцеллина, обнаруженном Поджио Брацциолини. Сравнив две работы, Кирик понял, что фигуры животных и птиц, которые он видел на сломанном обелиске Аппиевой дороги (позже восстановленном Бернини на Плацца Навона), были надписями древних египтян. К сожалению, ему не удалось их прочитать.