Дмитрий Новокшонов - Речь против языка

Бог славянской памяти мылся в бане. Мошиах Евангелий катался на осле и в бане не парился. Чистоту восточные славяне считают признаком в основном не телесным (это относится и к бритью, и к ношению бороды), а нравственным (т. е. и речевым, языковым).

Русские называют все нечистое словом «поганый». Нечистыми считаются собаки, кошки, мыши и т. п. Русский никогда не станет есть из посуды, из которой лакала собака или кошка; если собака обнюхала какую-либо пищу, ее уже не едят. Среди всех восточных славян самой большой и даже болезненной чистоплотностью отличаются севернорусские (примеч. cmxxvi).

Непременное омовение мусульманам установил перед общением с Аллахом и пророк Мухаммед.

После переворота Диоклетиана европейцы надолго прекратили еженедельное основательное мытье своего тела.

Средневековая Европа бань не знала, по крайней мере, до XIII века… Русские (я имею в виду, конечно, и украинцев, и белорусов, и татар, и башкир, и жителей Кавказа и Средней Азии) солдаты, даже находясь в окопах, умудрялись мастерить из пустых железных бочек импровизированные бани и прожарки белья от насекомых. В это же самое время немцы, находясь от русских солдат буквально в одной сотне шагов, обрастали грязью и кишели вшами. Пленение восьмидесяти тысяч немецких солдат под Сталинградом явилось для них воистину сущим благом. Иначе насекомые бы загрызли (примеч. cmxxvii).

В мужицкой речи таких нечистых (примеч. cmxxviii) именуют чушками (лат. sus, свинья [626]) и пидорами (лат. pedor ; грязь, муть; pudor , стыд, срам) (примеч. cmxxix). О засильи грязнуль сетовал А.В. Суворов:

Нет вшивее пруссаков. Лаузер, или вшивень, назывался их плащ; в штильгаузе и возле будки без заразы не пройдешь, а головной их вонью вам подарят обморок. Мы от гадины были чисты, и первая докука ныне солдат – штиблеты: гной ногам, за артельные телеги идут на половинное жалованье. Карейные казармы, где ночью запирать будут, – тюрьма… В слезах мы немцы (примеч. стххх).

«Чистая жизнь есть бытие», – утверждал Гегель, «мы знаем, что истинное бытие в единстве смерти и жизни, уничтожения и созидания, наслаждения и страдания и что несчастие мира в разъединенности всего этого, вызванной медлительностью круговорота» (примеч. cmxxxi, cmxxxii). В мирное время после наступления смерти тело умершего при любых обстоятельствах омывается, пока оно полностью не остыло. Умерший должен предстать пред Богом в чистоте.

На войне смерть встречается чаще, чем во время мира, омовение погибшего не всегда представляется возможным для боевых товарищей, и эта невозможность является для них постыдным позором. Об этом хорошо написал К. Симонов:

От имени погибшего боевого товарища написал несколько строк А.Т. Твардовский. В них мало радости:

В кириллическом счислении Древней Руси (примеч. cmxxxv) был легион (неведий): малый счет – сто тысяч (10 5); великий счет – миллион миллионов (10 12), буква А (аз) обводилась в кружок из точек (примеч. cmxxxvi). Числовое обозначение воинских частей было принято и в РККА СССР (СА). Бритоголовость входит в моду среди нач– и комсостава РККА перед Второй мировой войной, когда будущая война стала для них очевидной.

Презрение к смерти русских военных столь же известно, сколь и самурайское японское. О нем от противного троллил Г.Т. Береговой (примеч. cmxxxvii):

Хуже глупости на войне только трусость. Она, пожалуй, опасней вдвойне. Тут уж не помочь ни советом, ни примером, ни угрозами. Трусость пожирает все: опыт, чувство ответственности, здравый смысл. И жизнь – тоже. На фронте трус ее теряет, нередко оставляя после себя окружающим лишь грязь из подлости и предательства… Среди летчиков если и попадаются иногда трусы, то иного рода. Темноты или зубной боли они обычно не страшатся; они лишь остервенело цепляются за свою жизнь, не ставя ни в грош чужую. Но подлое это свойство мало кого из них спасает (примеч. cmxxxviii).