Евгений Ермолин - Мультиверс. Литературный дневник. Опыты и пробы актуальной словесности

Русской свободе хронически не хватало стабильной формы, она легко клонилась в сторону протеистичной анархической воли, отчего оказывалась уязвимой, гнулась и капитулировала перед той или ной формой рабства, но зато она и возрождалась с очевидным постоянством, как Феникс. (Западная Русь=ВКЛ и Господин Великий Новгород – вообще особая статья, конечно, но уж явно иной, свободный мир, русская Европа.) Раньше она могла подчас удачно прикрепляться к большим темам эпохи, но у современности нет больших тем. Есть диффузное брожение и есть личный выбор.

(август 2016). Она резко меняется в центре, и эти изменения вызывают смешанные чувства. Это теперь город широких тротуаров, светлой плитки, ее кладут неустанно и везде. Город, где много скамеечек, где уютные кафе. Талантливо и даже с некоторым перебором выполненные декорации европейской столицы. Нарядная публика европейского стиля. Много обаятельного – в лицах, в жестах, в деталях прикида. Начинает казаться, что хипстерская революция 2011—2012 годов победила. Но это странная победа.

Юной и не очень юной публике предложен комфортный способ публичного времяпрепровождения в обмен на неучастие в общественной жизни и отсутствие каких бы то ни было политических амбиций. Центр Москвы – хипстерское гетто, с несколькими кульминациями, из которых самая гламурная – Патриаршьи пруды с Малой Бронной и ближайшими окрестностями.

выглядят со стороны невнятной бурей в стакане воды, если судить по комментариям людей, к Пену не причастных и литературой интересующихся от случая к случаю. Однако эта буря небезынтересна. Вы спросите чем?

Я тоже сначала не мог понять. Но постепенно осознал: РПЦ сегодня – рубеж, на котором встретились очень характерные рефлексы эпохи. События в РПЦ и вокруг него – это специфическая краска скоропалительного исторического момента, симптоматичная виньетка, микроавантюра в ряду других синхронных авантюр нашего мутного времени. Местами очень смешно. Часто грустно.

Мне кажется, многими членами Русского Пен-центра эта организация мыслится как нечто гиперэлитарное. Элита элит, клуб великих писателей. (Мне самому так когда-то казалось издалека, пока я не вник в суть дела.) Аналог взятого властями на содержание александрийского Мусейона, склеротической французской Академии или еще какого престижно-аристократического литературного заведенья. В реальности это далеко не так: достаточно взглянуть на список членов РПЦ, чтобы вас настигло понимание, что в нем состоит очень пестрый народ. Но до поры-до времени это казалось неважным. Особую бронзовость начали со временем находить в себе члены исполкома РПЦ – и за последние пару лет забронзовели насмерть.

Эта идея, скажем прямо, чисто отечественная – какая-то комическая, пародийная отрыжка былого литературоцентризма. Идея провинциальная, связанная с заботой о сохранении хоть какого-то статуса в мире, где многое обнулилось – и эпоха требует сегодняшних, а не прошловечных аргументов своей значимости. К миссии международного Пен-клуба эта элитарная фишка никакого отношения не имеет. В этом казусе есть что-то глубоко архаическое… Но только ли в этом дело? Может быть, еще и в том, что в РПЦ немало литераторов, которые ждут поддержки от властей и даже искренне симпатизируют властным инициативам последнего времени, всему этому штурму и дрангу, – и на таком фоне им некомфортно ощущать себя оппонентами власти? Может быть.

Все ж задача Пен-клуба, как известно, – защита свободы слова. А потому организация эта по духу своему предельно либеральная и вполне демократическая. Несменяемый президент и автократический исполком-политбюро – это для нее нонсенс. Но… с этим как раз всё непросто. Члены исполкома на последнем отчетном собрании только что не рыдали: не доходит к ним информация о проблемных узлах эпохи, о правозащитных казусах. А самим им мониторить инет и держать контакты, вероятно, не позволяет статус «бессмертных». Не по чину, так сказать, тратить время творцов на мелкие досадные перипетии. Мастер я или не мастер, в конце концов? Ответьте, товарищ Пастернак.

И я согласен. Искандер или, скажем, Пьецух вправе говорить о свободе, не вникая в текущую практику правоприменения. Но не только из фигур такого масштаба состоит исполком. В нем много членов, которые, как мне казалось, должны просто гореть на общественной работе, ежедневно показывая всем пример писателя, публициста, критика, которого глубоко ранит всякий намек на цензуру и преследования за свободное высказывание в России.