Денис Лынник - Эскизы милых патологий. Литературно-психоаналитические опыты

© Денис Лынник, 2019

ISBN 978-5-4496-9835-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– Ма, я за Мариной! – бросил на ходу Андрей тёще, быстро прошагав в коридор.

– Андрюшенька, да что ты так за неё переживаешь? – Наталья Александровна всплеснула руками. – Нет, ну правда! Тут от центра этого десять минут езды, доедет Маринка сама, что ты так переживаешь?

– Да она чувствует себя не очень, после всего этого… Видно же по ней. Ей восстанавливаться нормально надо. За Алёшкой посмотришь? Он спит пока, но вдруг проснётся?

– Посмотрю, посмотрю, конечно! Куда я без него, счастья моего ненаглядного…

Наталья Александровна подошла к зятю и двумя руками мягко и заботливо поправила на нём шарф. Андрей едва заметно смутился, в лицо ударил и тут же растворился лёгкий румянец. Понимает, подумала Наталья Александровна. А ну и пусть. Жизнь одна, а для других она довольно пожила, теперь можно и для себя. Андрей торопливо вышел и закрыл за собой дверь. Она тихонько прокралась в детскую и на цыпочках приблизилась к кроватке Алёшки. Внук сладко посапывал, его стариковское ещё, десяти дней от роду личико напоминало вырезанного из крупной свёклы божка, сердитого и обиженного на мир за лишение его внутриутробного рая.

Наталья Александровна полюбовалась Алёшкой еще несколько минут, погрузившись в свои мысли, глядя, как мелко, крыльями бабочки, подрагивают веки его сновидящих глаз. Потом отправилась на кухню, достала из шкафчика муку, из холодильника – две пачки творога и два яйца, и начала делать сырники. Тщательно перемятая её руками творожная масса стала уже совсем однородной, когда позвонила Валентина, подруга Натальи Александровны с детских лет, врач центра ЭКО, куда поехала на приём Марина. Наталья Александровна включила телефон на громкую связь и занялась лепкой сырников.

– Здравствуй, здравствуй, Валюш!

– Привет, Наташенька!

– Ну как моя пена морская? Посмотрела Маринку?

– Чудес-то не бывает, Наташ. Рассказывать мы что хошь можем, а последствия почти всегда неутешительные. Посмотрела. Что могу сказать? Поликистоз – есть. Гиперстимуляция никуда не делась пока. Сахар высокий очень. И кардиомиопатия налицо. А что ты хочешь? Лапора, пять протоколов. Спасибо, что живая.

– Ну-у-у, тут ничего необычного, норма, считай что, Валюш.

– Не понимаю, вот честно, – слышно было, как Валентина заводится с места в карьер. – Вот зачем оно тебе надо было? Ну зачем, а? Зачем дочь на ровном месте гробить?

– Поостынь, дорогая, то наши дела. А как моего Алёшку неродившегося по частям вырезала и вытаскивала – забыла уже? Забыла?

– У тебя ж атомное могло открыться, дура ты, Наташка! – в сердцах выкрикивала Валентина. – В три минуты бы концы отдала, неужто до сих пор башкой своей дурной уразуметь этого не можешь?! Там ясно как белый день было – либо ты, либо младенец! «По частям…» А по-другому никак, милая моя!

– Ладно, ладно, вину ты искупила, Валюх! – резко оборвала её Наталья Александровна.

– Не стоило этого делать, Наташ. Грех я на душу взяла. Узнает кто, что твою яйцеклетку Маринке подсаживали – обе сядем. И надолго.

– Не ссы, прорвёмся, – процедила Наталья Александровна. – Люблю я его, понимаешь? Люблю… До смерти Андрюшку любить буду. А Маринка… Что Маринка?..

Наталья Александровна внезапно почувствовала присутствие ещё кого-то рядом и, повернув голову, увидела в дверном проёме свою дочь. Рот её дрожал, глаза остекленели. Воздух стал заполняться запахом гари.

– У вас сырники горят… мама… – выдавила Марина и с рыданиями побежала прочь из кухни.

Наталья Александровна поджала губы так, что они посинели, и начала яростно, частыми движениями, отскребать прилипшие сырники от сковороды.

С собственными детьми у Фёдора как-то не складывалось. Нет, внешне всё было как будто как надо. Летом – морские круизы или Мальдивы, зимой – Доминикана или лыжи, север Италии. Отказа Фёкла с Арсением тоже ни в чём не знали. При всём при этом Фёдор где-то глубоко мог признаться себе в том, что отец из него не очень. Непонятно было, из чего это чувство происходило. Фёдор его очень стыдился и по возможности избегал. Но бывали моменты, когда убежать от него было невозможно, и тем невыносимее оно, это чувство, было. Это случалось в те моменты, когда сын с дочерью радостно набрасывались на него, обуреваемые радостью и восторгом, в благодарность за что-либо, что он сделал для них. Последний раз так было с собакой, которую дети ждали не меньше года. Когда они обнимали его и душили его в объятиях и когда он чувствовал на своих щеках их горячие слёзы признательности и бесконечной любви. В эти секунды он готов был провалиться от стыда за тот обман, который он совершал с ними, выдавая осуществление их желаний за свою любовь.