Умберто Эко - Роль читателя. Исследования по семиотике текста [litres]

Стоит нам подойти к данной проблеме с этой точки зрения – и мы уже склонны отнестись более снисходительно к «отвлекающим развлечениям» (к числу которых относится и наш миф о Супермене) и осудить себя за применение едкого морализма (приправленного философией) к тому, что на самом деле невинно и, может быть, даже благотворно.

Но проблема предстает в ином свете – если удовольствие от избыточности из средства отдыха, из паузы в напряженном ритме интеллектуальной жизни, связанной с восприятием информации, превращается в норму всей деятельности воображения.

Дело не в том, что одна и та же повествовательная схема может обретать разное идеологическое «содержание» и соответственно оказывать разное воздействие на разных «потребителей». Дело скорее в том, что итеративная схема становится и остается таковой лишь в той мере, в какой она отражает и выражает некий мир. Еще более поразительно (и показательно) то, что этот мир имеет ту же конфигурацию, что и структура (схема), которая служит его выражением. Пример Супермена подтверждает это предположение. Если мы рассмотрим идеологическое «содержание» сюжетов о Супермене, то увидим, что, с одной стороны, само это содержание «держится» и функционирует в процессе коммуникации именно благодаря определенной структуре повествования, а с другой – оно участвует и в сотворении этой повествовательной структуры как структуры кругообразной, замкнутой и статичной, носительницы педагогического «сообщения», суть которого – неподвижность.

Сюжеты о Супермене имеют одну характерную черту, общую и для ряда других приключенческих серий: их главные герои наделены сверхсилой. Но в Супермене реальные элементы вплавлены в более однородное целое – и в этом оправдание того, что мы уделили Супермену особое внимание. Не случайно и то, что Супермен в конце концов – наиболее популярный из этого круга героев: он не только родоначальник всей группы (стаж – с 1938 г.), но из всех своих собратьев еще и наиболее полно обрисованный, обладающий узнаваемой индивидуальностью. Он стал героем многочисленных анекдотов. С некоторыми оговорками его можно считать характерным представителем всей этой группы персонажей. Во всяком случае, дальнейшие наблюдения справедливы и для ряда других сверхгероев: от Бэтмена и Робина до «Зеленой стрелы», Флэша, «Сыщика с Марса», «Зеленого фонаря», Аквамена – и вплоть до более недавних «Фантастической Четверки», «Дьявола» и Человека-Паука; в последних случаях, однако, данный «жанр» обрел более изощренное свойство – самоиронию.

Каждый из этих героев наделен таким могуществом, что мог бы возглавить правительство, победить целую армию и даже нарушить равновесие в мировой расстановке сил. С другой стороны, очевидно, что каждый из этих персонажей в высшей степени добр, порядочен, верен естественным и человеческим законам, и поэтому вполне логично (и прекрасно), что он использует свое могущество исключительно в добрых целях. В этом плане педагогический смысл этих историй, по крайней мере на уровне литературы для детей, был бы весьма приемлем, и даже эпизоды насилия, встречающиеся во многих сюжетах, могли бы быть сочтены вкладом в дело окончательного осуждения зла и в торжество добра и честных людей.

Но эта педагогика обнаруживает свою амбивалентность, как только мы задаем вопрос: «А что такое добро?» Здесь мы можем ограничиться анализом образа Супермена, который, как уже сказано, вполне типичен для данного рода героев – по крайней мере в том, что касается их основных свойств.

Супермен (как отмечалось выше) практически всесилен – и в физическом, и в интеллектуальном, и в техническом отношении. Его могущество достигает космических масштабов. Существо, наделенное таким могуществом и преданное благу человечества (поставим проблему с максимальной наивностью, но и с максимальным чувством ответственности, приняв всю ситуацию как правдоподобную), имело бы перед собой необъятное поле деятельности. От человека, который в течение нескольких секунд способен произвести работы или создать богатство астрономических размеров, можно было бы ожидать поразительных изменений в области политики, а также в сфере экономического и технологического устройства мира. Так, он мог бы разрешить проблему голода на Земле или проблему освоения незаселенных частей суши, мог бы разрушить бесчеловечные политические системы (почему бы, например, ему не освободить шестьсот миллионов китайцев от ига Мао?) и даже творить добро в масштабах галактики. Помимо прочего он мог бы, скажем, дать нам и всеобъемлющее, универсально применимое определение нравственности, нравственного поведения.