Умберто Эко - Роль читателя. Исследования по семиотике текста [litres]

Седьмая глава Драмы в еще большей степени соединяет нарративный мир шестой главы и возможный мир глав-фантазмов. Иначе как объяснить название этой главы: «Счастливая развязка для всех, кроме прочих»? Здесь семантическая нелогичность усиливает нелогичность нарративную. Никакой семантический анализ выражения / tout le monde / («все») не позволяет оставить за пределами этого понятия каких-либо / les autres / («прочих»). Название главы бросает вызов не только нашим интенсиональным привычкам, но и элементарной экстенсиональности. Таким образом, оно – прекрасное резюме всей новеллы, своего рода сжатая финальная аллегория непоследовательности и нелогичности.

Но можно предложить и такое толкование: / tout le monde / – это все индивиды в мире W N , a / les autres / – читатели, которые имеют несчастье принадлежать к W 0 , к так называемому «реальному» миру, в котором действуют законы благопристойной логики. И это тоже можно счесть моралью-уроком новеллы: не лезьте вы своим читательским рылом в нарративный ряд, в частную жизнь нарративного мира. Этот мир безумен и абсурден – вам там будет не по себе. Но можно сформулировать и противоположную мораль: Драма показывает, насколько повествования нуждаются в сотворческом вторжении [читателя] и не могут жить без такого вторжения.

Теперь оставим фабулу и вернемся к тексту во всей его сложности.

Прискорбный случай с нашей фабулой должен напомнить читателю, что существуют разные типы текстов. Некоторые требуют вторжения по максимуму, причем не только на уровне фабулы – это тексты (и произведения) «открытые». Иные же тексты только прикидываются, что ждут нашего сотворчества, а на самом деле хотят навязать нам себя, свой строй мыслей – это тексты «закрытые» и репрессивные.

Драма, похоже, есть нечто промежуточное: она вовлекает своего М-Читателя в избыточное сотворчество, а затем наказывает его за излишнее усердие.

В этом смысле Драма – и не «открыта», и не «закрыта». Она принадлежит к третьей категории произведений, к клубу избранных, где председатель, наверное, – «Тристрам Шенди». Подобные произведения повествуют о том, как устроены повествования [546]. И это занятие не столь невинно, как может показаться на первый взгляд. Тема этих повествований о повествованиях, объект их критики – не что иное, как сам механизм культуры, тот механизм, который дает возможность манипулировать нашими верованиями (которые есть наши сублимированные желания), сотворять идеологии и поощрять ложное сознание (так что мы порой одновременно придерживаемся взаимопротиворечащих взглядов, сами того не ведая). Подобные тексты описывают все эти процессы не с отрешенностью критической точки зрения, а воспроизводя их в своих собственных риторических и логических структурах (и они сами становятся своими первыми жертвами).

Впрочем, может быть, мы увлеклись и зашли слишком далеко. Драма – это всего лишь метатекст, рассуждающий об интерпретативном сотворчестве читателя с повествованием (about the cooperative principle in narrativity = della cooperazione interpretativa nella narrativa). Драма возбуждает наше желание заняться таким сотворчеством и изощренно наказывает нас за нашу назойливость. Она просит нас, в качестве покаяния, извлечь из нее нормы и правила того понимания текстов (the textual discipline, la disciplina testuale), которое она предполагает и хотела бы видеть осуществленным.

Что я смиренно и делал. И что – а может быть, и больше – следует делать тебе, любезный читатель.

В восьмой главе книги «Роль читателя» (« Lector in Fabula: прагматическая стратегия в метанарративном тексте») контурный образ М-Читателя «Вполне парижской драмы» Альфонса Алле (далее – Драма) был экстраполирован из текстовой стратегии самого рассказа – в соответствии с заявленными теоретическими позициями настоящей книги. Интересно, однако, посмотреть (никак не умаляя достоинство вышеназванного теоретического подхода), не дает ли более эмпирический подход те же результаты.

Эксперимент, описанный ниже (несмотря на свои скромные масштабы), подкрепляет гипотезы, сделанные на чисто теоретическом уровне, и говорит о том, что понятие М-читателя представляет собой достаточно надежный текстовой конструкт.

Эксперимент был проведен с группой читателей в 1977 г. – сначала в Instituto di Discipline della Communicazione e dello Spettacolo (Университет Болоньи), а затем, во время летних занятий, в Centro Internazionale di Semiolica e Linguistica (Университет Урбино). В первой фазе эксперимента испытуемых просили прочитать вслух главы с первой по пятую Драмы, а затем резюмировать (т. е. вкратце пересказать) их содержание. Во второй фазе эксперимента тех же испытуемых просили прочитать вслух главы шестую и седьмую и резюмировать их содержание. Чтение вслух должно было обеспечить скорость чтения, характерную для первого обращения к тексту; предполагалось также получить определенную информацию о поведении наивного читателя.