Array Антология - Гендер и язык

Жену, назовем ее Мишель, возмущала привычка мужа Гарри отвечать совсем не на тот вопрос, который она задает. Вот два типичных диалога их общения:

Мишель: Во сколько начинается концерт?

Гарри: Тебе надо быть готовой в девятнадцать тридцать.

Мишель: Сколько человек придут на обед?

Гарри: Не волнуйся. Еды хватит.

Мишель разочарована: утаивая информацию, Гарри крепко держит бразды правления в их отношениях. А он утверждает, что «вникает», давая ответ исходя из истинной сути вопроса. И та и другой – правы. Причина различной интерпретации одних и тех же слов заключается в неопределенности, свойственной защите. Для Гарри внимание к ее тревогам – элемент защиты; Мишель же считает: входя в роль защитника, муж дает понять, что он более компетентен и может контролировать ситуацию.

Еще один информант сообщил об аналогичных ситуациях в общении с женой. В этом случае, однако, роли меняются местами: именно жена, Валери, предоставляет информацию, которую она считает важной, а не отвечает на заданные вопросы, и именно у ее мужа, Нэда, такое поведение вызывает протест. Вот два примера их диалогов:

Нэд: Ты уходишь?

Валери: Можешь вздремнуть, если хочешь.

Нэд: Ты уже заканчиваешь?

Валери: Хочешь поужинать сейчас?

В свое оправдание Валери дает объяснение, отличающееся от объяснения мужа в предыдущем примере. Она говорит, что предугадывает желания и заботы Нэда.

Эти люди ведут себя одинаково, но по разным причинам. Они искренны в своих мотивах. Для него главное – быть защитником, для нее – броситься на помощь.

Иногда мужчины и женщины, имея (или называя) разные мотивы, ведут себя похожим образом, но существуют также ситуации, когда различающиеся мотивы приводят к различиям в поведении. Каждый человек вырабатывает свой собственный и неповторимый способ уравнивания статусных различий и взаимосвязи с другими. Но если представить эти мотивы как два полюса некоего пространства, то большинство женщин и мужчин окажутся на разных полюсах. Из-за различий в точках зрения мужчина и женщина могут понимать одну и ту же ситуацию по-разному и неверно толковать мотивы друг друга. Только осознав эти различия, можно избежать неверного толкования и увидеть смысл там, где его, на первый взгляд, нет.

Один из моих информантов, не скрывая недоумения, поведал о своем друге детства Генри – самом «свободолюбивом» из его приятелей. Каждым своим поступком Генри нарушал нормы и ниспровергал авторитеты: прической (волосы торчали во все стороны), манерой одеваться (броско и нелепо), поступками (глупые телефонные звонки; грубость с учителями), планами на будущее (он отказался поступить в колледж и уехал из страны). Но несколько лет спустя Генри вернулся в Соединенные Штаты, превратившись в традиционалиста. Например, он настаивал, чтобы друзья, приходя к нему, обязательно приводили жен, так как считается, что жены должны везде сопровождать своих мужей. А его политические взгляды становились все более и более консервативными.

А ведь это обычное явление: юноша-бунтарь становится авторитарным взрослым. Вспоминаю свое удивление при чтении наблюдений Шарлотты Линд. Исследовательница изучала беседы полицейских. «Копы» обменивались историями о своих дерзких юношеских проделках, часто упоминая, какими «хулиганами» они были и как ловко нарушали закон в разгульные деньки своей молодости. Эта воображаемая головоломка вернулась ко мне уже в сложенном виде, когда я осознала мир как иерархический общественный порядок. «Прирожденные бунтари и ниспровергатели» не игнорируют власть, а напротив – чрезмерно чувствительны к ней. Игнорирование власти – это способ самоутверждения и отказ принимать зависимое положение. Когда же такие люди становятся достаточно взрослыми или достаточно признанными, чтобы занять влиятельное положение, способом самоутверждения становится укрепление власти, так как теперь иерархия действует в их пользу.

Я разгадала и другую загадку – загадку наших с отцом сходств и различий. Например, отец передал мне свою любовь к чтению и слову. «Какую книгу ты читаешь?» – регулярно спрашивал он, когда я была ребенком. Каково же было мое разочарование, когда, повзрослев, я порекомендовала ему некоторые из понравившихся мне романов, а он не смог дочитать их до конца. «Ужасно скучно, – говорил он. – В них ничего не происходит». А отец никак не мог убедить меня прочитать те книги, которые нравились ему в детстве (например, «Три мушкетера»), да и потом (например, «Мальтийский сокол»). Как и большинству мужчин, моему отцу интересно действие. И именно по этой причине моя мама огорчается: она говорит отцу, что неважно себя чувствует, а он предлагает отвезти ее к доктору. Он сосредоточен на действии, в то время как она ищет сочувствия.