Александр Васильев - Игры в слова. Манипулятивные операции в текстах СМИ

Совершенно закономерно, что отказ от коммунистической идеологии в качестве «единственно верного и всепобеждающего учения» был незамедлительно представлен как деидеологизация вообще – как отказ якобы от любой идеологии, этого анахронизма, абсолютно неприемлемого для полноценного «цивилизованного», да еще и «правового» государства. Сто́ит заметить еще раз, что особенно преуспели в этом масштабном агитационно-пропагандистском предприятии бывшие штатные руководящие проводники казенной компартийной идеологии, собственно, и ставшие инициаторами очередной кампании в силу причин, многие из которых пока еще не выяснены. Кампания эта развивалась политтехнологически грамотно, последовательно проходя определенные стадии: от критики Сталина за якобы незаконные политические репрессии (осуществлялись-то они в соответствии с действовавшим тогда законодательством) – к возвеличению их «невинных жертв» вроде Бухарина, Зиновьева, Тухачевского и прочих, затем – будто бы внезапное открытие того, что и сами «жертвы» были отнюдь не чистейшими образцами человеколюбия; затем – порицание и «ленинской гвардии», и Ленина (дескать, всё-таки не тем путем пошли, товарищи!), затем – сомнение в изначальной правильности марксизма, затем – упреки в адрес Советской власти, которая только и делала, что ошибалась (а в Великой Отечественной СССР победил совершенно случайно, да еще и негуманно – потому что «русские варвары», жестоко тратя людские ресурсы, но за счет ресурсов материально-технических, поставляемых по ленд-лизу доблестными союзниками, каким-то чудом всё же одолели нацизм и иже с ним – пол-Европы), затем – разговоры о неэффективности государства вообще (а советского – особенно) как субъекта экономической деятельности, наконец – анафема коммунистической идеологии и советскому социализму как таковым…

Вполне логично, что для якобы обновления, в первую очередь – очеловечения бесчеловечного строя (т. е., в соответствии с полузабытым лозунгом другого коммутанта, чтобы создать «социализм с человеческим лицом» [Душенко 2006: 152]), потребовалось массированное насаждение гуманизма – гуманизация (кстати, в сфере образования выразившаяся в гуманитаризации ; кажется, значение этого слова то ли не смогли, то ли не захотели объяснять ни его распространители, ни многие лексикографы).

Впрочем, и само слово гуманизм принадлежит к числу тех, которые вошли в наш речевой оборот столь давно и прочно, что сегодняшние носители русского языка по большей части не дают себе труда задуматься об истоках и первоначальной семантике и прагматике подобных лексем.

«“ Гуманизм ” – не просто нечто хорошее и доброе, а определенный “изм”, конкретное философское [20] «Еще не доказано, что философия может быть полезной, а вред от нее возможен» (П. А. Ширинский-Шихматов, 1850). представление о человеке, которое оправдывает совершенно конкретную политическую практику. Эта философия выросла на идеалах Просвещения, и ее суть – фетишизация совершенно определенной идеи Человека с подавлением и даже уничтожением всех тех, кто не вписывается в эту идею. Гуманизм тесно связан с идеей свободы, которая понимается как включение всех народов и культур в европейскую культуру. Из этой идеи вырастает презрение и ненависть ко всем культурам, которые этому сопротивляются. В наиболее чистом и полном виде концепция гуманизма была реализована теми радикалами-идеалистами, которые эмигрировали из Европы в США, и самый красноречивый результат – неизбежное уничтожение индейцев. Де Токвиль в своей книге “Демократия в Америке” объясняет, как англосаксы исключили индейцев и негров из общества не потому, что усомнились в идее общих прав человека, а потому, что данная идея неприменима к этим “неспособным к рационализму созданиям”… Речь шла о массовом уничтожении людей с полнейшим уважением к законам гуманизма » [Кара-Мурза 2002: 94–95]. А уже на основе идей гуманизма философ Дж. Локк, развивший тезис о «неотчуждаемых правах человека», создает теорию гражданского общества (сегодня последнее словосочетание чрезвычайно частотно в дискурсе российских СМИ: им обозначается по преимуществу некий призрачно маячащий социальный ориентир, по достижении которого, как можно догадываться, Россия войдет в сонм цивилизованных государств [21] «Да оглянитесь кругом: кровь рекою льется, да еще развеселым таким образом, точно шампанское… И что такое смягчает в нас цивилизация? Цивилизация выработывает в человеке только многосторонность ощущений и… решительно ничего больше. А через развитие этой многосторонности человек еще, пожалуй, дойдет до того, что отыщет в крови наслаждение… …Самые утонченные кровопроливцы почти сплошь были самые цивилизованные господа, которым все эти разные Атиллы и Стеньки Разины иной раз в подметки не годились…» [Достоевский 1956, 4: 151]. – хотя и не совсем понятно, что такое «нецивилизованное государство» – и станет безмерно счастлива). «…Локк был не только активным сторонником рабства и помогал в этом духе составлять конституции Южных штатов США, но и вложил свои сбережения в Королевскую Африканскую компанию – монополиста работорговли в Британии. …Работорговля была прямо связана с Просвещением. Именно за XVIII век, Век Света, за 1701–1810 гг. в Америку было продано 6,2 млн африканцев (в трюмах по дороге, как считают, погибли в десять раз больше). И за 1811–1870 гг., когда вся Европа уже проклинала Россию за нарушения прав человека, гуманные европейцы завезли в Америку и продали еще 1,9 млн негров – хотя русские военные моряки кое-кого из работорговцев успели поймать и повесить. …Даже в таком приятном слове, как “ гуманизм ”, глубинный смысл обладает разрушительной силой для России. Все мы, кроме кучки “новых русских”, в рамках гуманизма – индейцы и негры» [Кара-Мурза 2002: 95–96].