Александр Васильев - Игры в слова. Манипулятивные операции в текстах СМИ

Вероятно, эти коннотации, наряду с нейтрально-оценочными определениями, получили некоторое отражение в русской лексикографии XIX столетия. Например, ср.: « идеология – рассуждение, слово о идеях»; « идеолог – занимающийся наукою о идеях» [Сл. Яновск. ]; « идеология – часть метафизики, рассуждающая об идеях» [Сл. 1847 г. ] – и: « идеологи – прозвание партии, состоявшей из знаменитейших французских метафизиков Первой французской империи, отличающихся противодействием реакции со времени консульства» [Гейзе]; « идеология – так в новейшее время французы назвали метафизику, не терпяее» [Ре..ф. ц] (цит. по [Сорокин 1965: 77]).

Отмечено, что «слова идеология – в смысле “метафизика”, т. е. вообще умозрительная философия… идеолог – в смысле “метафизик”, “философ-идеалист” и т. д. употребляются долго. Ср.: “Ал. Ал. Тучков чрезвычайно интересный человек, с необыкновенно развитым практическим умом. У нас это большая редкость, – мы или животные, или идеологи , как и аз грешный” (Герц., II, с. 268); “Эти люди были признаны за вредных мечтателей, за идеологов ” (В. Одоев., I, с. 127); “Можно прослыть утопистом, идеологом , мечтателем” (СПб. вед., 1861, № 48, с. 256); “отрезвлять умы от смешных самообольщений, напускаемых… разного рода идеологами и спиритуалистами” (А. Никитенко. Мысли о реализме в литературе; ЖМНП, 1872, № 1, с. 9). “Всё прочее – пустая идеология , годная только для послеобеденного развлечения” (Дело, 1869, № 2, с. 26)» [Сорокин 1965: 77].

У А. С. Пушкина: «Косматый баловень природы, И математик и поэт, Буян задумчивый и важный, Хирург, юрист, физиолог, Идеолог и филолог, Короче вам – студент присяжный, С витою трубкою в зубах, В плаще, с дубиной и в усах Явился в Риге» [Пушкин 1977, III: 27]; также идеологизм («совокупность взглядов, идей и представлений о мире, мировоззрении» [Сл. Пушкина, 1957 II: 172]): «Сбивчивым понятием о сем предмете обязаны мы французским журналистам, которые обыкновенно относят к романтизму всё, что им кажется ознаменованным печатью мечтательности и германского идеологизма или основанным на предрассудках и преданиях простонародных…» [Пушкин 1978, VII: 24]; «Последние происшествия обнаружили много печальных истин. Недостаток просвещения и нравственности вовлек многих молодых людей в преступные заблуждения… Не одно влияние чужеземного идеологизма пагубно для нашего отечества; воспитание, или, лучше сказать, отсутствие воспитания есть корень всякого зла» [Пушкин 1978, VII: 30–31]. Можно сказать, что в XIX в. слова идеология ( идеологизм ), идеолог употребляются для выражения отрицательного либо иронического отношения к называемому.

Надо также иметь в виду и то, что существительное идея , получившее особенно широкое распространение с 20–30-х гг. XIX в., явилось центром гнезда слов, многие из которых семантически отдалились на его периферию и вследствие этого выступили в качестве некоего фона к описываемым. Так, прилагательное идейный , возникшее не ранее 70-х гг. XIX в., характеризовало лицо, обладающее убеждениями определенной ориентации [Сорокин 1965: 75–76]. Отношение в быту к идейным людям, т. е. носителям идей – лицам, критически оценивающим современное им общественное устройство, осуждающим его, – со стороны охранителей официозно-консервативных ценностей хорошо показано в рассказе А. П. Чехова «В бане» (1885), где у чрезвычайно бдительного и столь же недалекого цирюльника Михайлы вызывает подозрения некий «длинноволосый» из числа моющихся, так как высказывает суждения вроде: «Образованность, соединенная с бедностью, свидетельствует о высоких качествах души… Писатели… просветили землю, и за это самое мы должны относиться к ним не с поруганием, а с честью», и т. п. Михайло комментирует эти слова следующим образом: «Из энтих… из длинноволосых! С идеями … Страсть, сколько развелось нынче такого народу! Не переловишь всех… Уж это вы что-то тово, сударь… что-то умственное… Мы всё это очень хорошо понимаем и сейчас вам покажем, какой вы человек есть». Встревоженный цирюльник считает нужным принять меры, чтобы «протокол составить» на «длинноволосого», который «с идеями , слова разные произносит и народ смущает», но тут оказывается, что заподозренный в политической нелояльности – дьякон. Михайло обращается к нему: «Простите меня, Христа ради, окаянного… за то, что я подумал, что у вас в голове есть идеи !» [Чехов 1955, 3: 214–216].