Дмитрий Быков - Время изоляции, 1951–2000 гг.

Как сказано в стихотворении «Пьяцца Маттеи», весёлом стихотворении, но гораздо более серьёзном, чем обычная литературная шутка. Ведь в этом рассказе речь идёт о том, как автор, обломившийся в любви, радуется, что у него есть поэзия.

Ну а я что делаю в это время? Я сижу, пишу стихи, и это лучшая компенсация.

Эта же тема, эта же компенсация – « скрипи, моё перо, мой коготок, мой посох » – есть и в замечательном стихотворении, которое называется «Пятая годовщина» и посвящено пятой годовщине отъезда. Эта тема – литература как единственный способ выживания в трагическом и несправедливом мире – очень русская, и она у Бродского постоянно прослеживается. Попытка поставить в центр мира слово, хотя это само по себе довольно-таки жалкий выход, потому что слово от реальности оторвано, – сказать можно всё, что угодно, но тем не менее, эта попытка пропаганду себя поставить выше реального положения дел, она очень русская. В этом смысле «Урания» глубоко русский сборник Бродского, при том что в нём, разумеется, о России сказаны довольно жёсткие слова:

Великолепная характеристика, по известному выражению «искать в комнате пятый угол», – когда тебя сильно бьют и пинают по всем четырём.

Но есть там и ещё одна великая и тоже очень русская тема. Потому что из всей «Урании», из всей географии, из всего бесконечного богатства мира взгляд Бродского обращён прежде всего на три империи: на Китай, «Письма династии Минь», на Россию и на Рим. И чувство принадлежности к великому огромному у Бродского очень ощутимо. Это то, что называется « Бог всегда на стороне больших батальонов » – апофеоз количества, восхищение огромностью. И ужас перед ней, и восхищение. « Там лужа на дворе, как площадь двух Америк » – это сказано, прямо скажем, не только с ужасом, но и с восторгом. Да, конечно, там есть жестокие слова, например:

Это в «Стихах о зимней кампании 1980-го года». И тут есть как будто некоторое противоречие с позицией Бродского, но ведь поэт говорит не то, во что он верит, а то, что хорошо звучит. Он в то и верит, что хорошо звучит. Поэтому напрасно здесь искать последовательности, здесь есть эффектность, дело гораздо более важное.

И нужно сказать, что империя для Бродского – это как бы прижизненное воплощение вечности. И человек, сталкиваясь с ней, при жизни понимает то, что вообще-то он может понять только после смерти – свою абсолютную ничтожность. Это ведь очень честно сказано:

И так далее. Важно, что « своим не подавился криком » потому, что имеет опыт посмертного существования в империи. Так посмертная мука и при жизни саднит. Россия – это наилучшая страна для того, чтобы переживать посмертный опыт, опыт абсолютного одиночества, абсолютной заброшенности, полной своей ненужности. В этом тоже, как хотите, есть какое-то величие.

Помимо всего прочего, «Урания» поражала воображение количеством очень хороших стихов, то есть плохих там практически не было. У Бродского есть скучные стихи, что говорить, стихи достаточно монотонные, но тем не менее там были стихи, которые принадлежат к величайшим шедеврам русской поэзии. Прежде всего, на мой взгляд, «Развивая Платона»:

то есть когда в итоге он оказался бы всё равно чужаком среди всех.

По большому счёту Россия – это и есть способ увидеть изнутри то, на что весь мир глядит снаружи, даже если это зрелище довольно мрачное.И, конечно, опыт существования в империях, в России ли, в Америке, в которой Бродский тоже видит нечто от позднего Рима, – это бессмертный и незаменимый опыт экзистенциального одиночества, отчаяния, насмешки. В этом смысле «Урания» – одна из лучших книг стихов, выходивших по-русски во второй половине века. И даже если сегодня получилось так, что Бродского на какое-то время присвоил русский мир, не следует надеяться никому из его недоброжелателей, что Бродский вместе с русским миром потерпит заслуженное и сокрушительное поражение. «Русский мир», я его, естественно, ставлю в кавычки, лопнет, потому что ни к России, ни к миру он отношения не имеет. А Бродский, замечательный и трагический персонаж русской поэзии, останется. Урания – богиня суровая, и всем нам предстоит постоянно заново это открывать.