Дмитрий Быков - Время изоляции, 1951–2000 гг.

Меня недавно спросили, можно ли назвать Распутина трикстером. Объективно нет, объективно он был довольно скучный малый. Но вот того Распутина, которого описывает Радзинский, и особенно того Распутина, которого описывает Пикуль, трикстером назвать можно. Это шут у трона, человек невероятной физической и нравственной силы, огромной притягательности, весельчак, кутила; и эта знаменитая его мадера с корабликом на этикетке, и его неубиваемость, и его бесконечные бабы, его увлекательные отношения с Вырубовой и с царицей, и особенно, конечно, таинственная легенда о том, что великий врач Бадмаев потчует его какими-то средствами для поддержания мужской силы. Вся эта и легендарная, и эротичная, и хитрая, и глупая, и в чём-то наивная фигура, позволившая так по-дурацки себя заманить в ловушку и убить, перерастает у Пикуля в какой-то странный символ неубиваемости и хитрости народа. Его Распутин – народный герой, немножко вроде Уленшпигеля. И он выходит жутко обаятелен. Наверно, это была одна из причин, по которым книга была запрещена, не вышло отдельное издание при советской власти, а сам Пикуль надолго был лишён публикации. Да, Распутин у него выходит невероятно обаятельным. И когда после смерти Распутина о нём вспоминают и поют: « Со святыми упокой (да упокой!), Человек он был такой (да такой!), Любил выпить, закусить (закусить!) Да другую попросить (попросить!) », мы тоже как-то начинаем по нему скорбеть. Великий, в сущности, ничтожный, наивный, удивительно талантливый, удивительно глупый человек, который залетел выше, чем ему полагалось, и на этом погиб.

Обратите внимание, что и Распутин, и Николай были на самом деле довольно частыми героями русской поэзии того времени: и Бунин в стихотворении «Божий мужичок», и Гумилёв в стихотворении о Распутине – «В гордую нашу столицу / Входит он – Боже, спаси! – / Обворожает царицу / Необозримой Руси» , и Антокольский – самые разные поэты посвящали ведь ему стихи. Что-то в нём было. Легендарная фигура Распутина побеждает и предубеждения Пикуля, и его довольно консервативные взгляды. Она превращает его роман «Нечистая сила» в безумно увлекательное чтение. Как правильно говорил МХАТовский завлит Марков по поводу пьесы Булгакова «Батум»: «Когда герой исчезает, хочется, чтобы он появился скорее, по нём скучаешь». И действительно, всё, что не касается Распутина в этом романе, – довольно занятная экзотика из времён распада империи. А вот появляется Распутин, и тут же появляется электрическое напряжение. Он сумел о нём написать. До него такие попытки уже были. Был, скажем, трёхтомный роман Наживина, вышедший в эмиграции, довольно скучный, правду сказать, хотя там есть блистательные места, и Горький высоко его оценил. Но Пикуль умудрился написать о крахе империи весёлый плутовской роман, временами страшный, временами отвратительный, но в главной своей интонации всё-таки весёлый.

Прав был Андрей Синявский, сказав, что вор в русской сказке – это фигура эстетическая, это плут, это герой плутовской новеллы. За ним приятно следить, он художник, артист.И Распутин у Пикуля такой же артист. Это часто бывает с писателями, которые умудряются влюбиться в объект своего изображения. Правду сказать, ни в одном из своих романов Пикуль не достигал такого эффекта. Никогда у него не получалось такого обаятельного прохвоста. Мистическую составляющую личности Распутина, его таинственный дар, его способность заговаривать кровь и зубы он отбрасывает абсолютно. Он восхищается, как правильно писал тогда Александр Аронов, этим русским Вотреном, этим жуликом из низов, который так высоко залетел. И, в общем, у него получился, как ни странно, единственный народный герой во всей тогдашней советской литературе.

Естественно, когда книга вышла в 1989 году, она уже прежнего ажиотажа не вызывала. Но даже на фоне 1989 года, когда печаталась прорва антисталинской литературы и эмигрантской прозы, этот роман всё-таки прогремел. И Валентин Пикуль, я думаю, останется в русской литературе не просто как беллетрист, а как один из великих прозаиков, великих со всеми неизбежными минусами.

В 1990 году в издательстве «Московский рабочий» впервые вышел в трёх томах полный текст романа Искандера «Сандро из Чегема». Первый эскиз романа был напечатан в четырёх номерах «Нового мира» за 1973 год, и можно сказать, что после этого Искандер проснулся классиком, потому что стилистически это было ни на что не похоже.А первые более или менее полные издания «Сандро», включающие уже два десятка новелл, последовали за границей – сначала в «Ардисе», затем эта книга бесконечно переводилась, и, как рассказывал Искандер, однажды, чтобы прочесть американскую рецензию, ему пришлось титаническими усилиями вспомнить остатки английского языка, который он когда-то изучал в университете. Но, как он говорил, дело стоило того – в рецензии говорилось, что он лучше Гарсиа Маркеса. В общем, наверно, Искандер действительно написал самую значительную русскую книгу 70-х годов – притом что у него есть феноменальная конкуренция. Тут и «Пушкинский дом» Битова, и «Ожог» Аксёнова, и «Дом на набережной» Трифонова. Книга Искандера чрезвычайно значительна не только по объёму, хотя это действительно капитальный трёхтомный роман, удостоенный одной из последних советских государственных премий. Но важен, конечно, прежде всего не объём этой книги, а её значение для русского эпоса. Искандеру удалось невозможное – написать позднесоветский эпос. Обычно для эпоса нужна невероятная высота взгляда. У Искандера она была. Конечно, называть эту книгу советской – чрезвычайно упрощать и даже несколько снижать её. Это эпос, который позволил бы Искандеру стать нобелевским лауреатом, потому что обычно Нобеля дают людям, которые нанесли на карту мира новую территорию – как Габриель Гарсиа Маркес нанёс Латинскую Америку, сфокусировав всю историю континента в своём Макондо. Искандер нанёс на карту мира не только Абхазию, не только Мухус, как он зашифровал Сухум, не только Чегем, как он обозначил своё родное селение. Он в интервью мне как-то сказал: «Зачем говорить „кавказское“, когда можно сказать „архаическое“?» Он действительно нанёс на карту мира великолепную архаическую цивилизацию со всем, что в ней есть. А есть в ней прежде всего все национальные архетипы: кодекс чести, архаические понятия рода и дома, которые являются определяющими, есть роковая красавица и есть вместе с тем плут.