Дмитрий Быков - Время изоляции, 1951–2000 гг.

«Дети Арбата» – абсолютно автобиографический роман. Это Рыбакова исключили, как Сашу Панкратова, из института, исключили из-за того, что он вступился за преподавателя, которого шельмовали – Саша Панкратов ещё при этом какую-то стенгазету выпустил, какую не следовало. И свой ранний сексуальный опыт, а эти дети дозревали очень рано и росли в обстоятельствах довольно значительной сексуальной свободы, и свой ранний пролетарский опыт – Рыбаков 2 года работал, прежде чем поступить в институт, и, кстати, первой его публикацией были профессиональные брошюры о химической промышленности – в общем, весь опыт этого поколения помещён в романе, и мы видим потрясающее, невероятное поколение первых лет революции в 30-е годы, когда Сталин начинает, и об этом Рыбаков подробно пишет, медленно вытеснять революционеров из Политбюро. Прежде всего гнев направлен на Кирова и Орджоникидзе, которые не понимают всей серьёзности момента и не хотят реставрации империи, а Сталин реставрирует империю по полной программе. Разумеется, 30-е годы послужили до некоторой степени фильтром, через который могли пройти главным образом ничтожества. Все что-нибудь понимавшие значительные, талантливые, не со всем соглашавшиеся люди, как практически все строители и начальники крупных тогдашних производств, как сам Орджоникидзе, – все эти люди медленно подвергаются сталинским чисткам, сталинской фильтрации: ему не нужны одарённые люди, ему не нужны, как там говорит один из героев, хорошие люди, попавшие в трудные обстоятельства, – ему это совершенно не важно, ему важны винтики. И вот винтиками начинает всё вытесняться.

Не следует думать, что весь советский проект состоял из бюрократов, силовиков, насильников, из репрессивных мер, из Соловков, из раскулачиваний – нет, советский проект состоял не только из этого. У советского проекта был мощный модернистский пафос, но люди, которые этот пафос в себе носили, которые рождены были строить эту новую страну, как Саша Панкратов, оказывались в ссылках. И Саша Панкратов никак не может понять, почему он в ссылке: он же такой идейный и такой убеждённый, он был в классе активистом, и он не может понять, почему одним из следователей, одним из главных механиков этой новой машины становится портновский сын Юра Шарок, который учился с ним в одном классе и был трусом и подонком. Ну почему трус и подонок становится вершителем судеб, а он, честный человек, в ссылке занимается черт-те чем вместо того, чтобы заканчивать обучение? Но здесь как раз всё понятно. Рыбаков очень чётко показывает, как советский проект погибает в 1934-м, как убийство Кирова становится предлогом для окончательного вытеснения всех сколько-нибудь идейных и что-то умеющих людей и как торжествует Шарок на всех этажах общества. Об этом уже писал Юрий Трифонов, ведь его «Дом на набережной» – это своя версия «Детей Арбата», просто это дети кремлёвской набережной, а не Арбата.

Кстати говоря, почему «Дети Арбата»? Дело в том, что тогдашний Арбат был своего рода интеллектуальным клубом этой молодёжи. Все друг друга знали, и Окуджава не просто так опьянялся атмосферой этого Арбата. С одной стороны, Арбат – это главная советская улица, главная московская улица, потому что по ней Сталин ездит на работу и с работы – весь Арбат уставлен топтунами; но в то же время на Арбате культура этих дворов, этих горизонтальных связей, которыми пронизано всё общество, на Арбате собирается молодёжь, она там разговаривает, она там поёт. Там возникает постепенно та субкультура, которую и надо было уничтожить.Для Сталина самыми страшными врагами были не отцы-комиссары, а дети, «волчата», как он их называл, то блистательное поколение, которое сумело осуществить «оттепель», но на три четверти было выбито войной. И именно в котёл войны, это очень хорошо показано у Рыбакова в четвёртой части, надо швырнуть эту молодёжь, чтобы она никакой ценой не сумела совершить модернистский переворот в России, чтобы империя осталась империей. Но это вечная система, когда любая прогнившая, любая отмирающая эпоха швыряет молодёжь в котёл войны, чтобы они не вытащили эпоху на новый уровень, потому что на этом новом уровне есть место не всем. Так случилось в 1914 году и так случилось в 1941-м. Кстати говоря, так вполне может случиться и сейчас, и в этом тоже пугающая актуальность романа Рыбакова.

Там есть ещё одна довольно важная линия – линия Вари, которая влюблена в Сашу Панкратова. Но она поначалу пошла не по той дорожке, связалась с бильярдистом Костей, игроком, который огромные деньги зарабатывает на халяву и так же легко их тратит. Дело в том, что тогда тоже был такой слой. Помимо слоя интеллектуальной «золотой молодёжи», помимо слоя, условно говоря, идейных и помимо, с другой стороны, слоя тупых исполнителей – бюрократов, силовиков, следователей – существовал прелестный по-своему слой игроков, антикваров, странных мечтателей: иногда очень богатых, иногда совершенно нищих. Были люди советские, были антисоветские, а были совершенно несоветские, вызывающе и принципиально несоветские. Это сложные люди, и это придаёт роману второе дно, замечательную объёмность и сложность. Потому что это люди, в общем, малосимпатичные, как малосимпатичны любые жулики или игроки, но в них есть свобода, фарт, лёгкость, в них есть обаяние какого-то совсем не советского образа жизни. И этот Костя, пожалуй, самый симпатичный герой романа, более даже симпатичный, чем Саша Панкратов. Он, конечно, и высокомерен, он и сноб, он и красавец, и деньги у него лёгкие и халявные, но есть эдакая лёгкость и очарование, и это очень важная вещь. Потому что когда Рыбаков пишет о советском герое – ну что, Саша Панкратов и Саша Панкратов, он вообще о чём-то начинает догадываться к третьей части, а вот Костя! Что хотите, но увидеть, ущучить этот тип в советских 30-х – это надо многое уметь. Это такой тип артиста Дорлеака, который как сыграл в «Строгом юноше», так потом и умер, будучи ещё и оклеветанным. Кумир миллионов, любимец театральной Москвы и ресторанной Москвы. Этот слой тоже был в 30-е, и этот слой кроме Рыбакова никем не артикулирован, не зафиксирован, кроме очень немногих маргинальных упоминаний у других людей.