Елена Первушина - Думай, что говоришь

«Теперь я должен нарисовать его портрет.

Он был среднего роста; стройный, тонкий стан его и широкие плечи доказывали крепкое сложение, способное переносить все трудности кочевой жизни и перемены климатов, не побежденное ни развратом столичной жизни, ни бурями душевными; пыльный бархатный сюртучок его, застегнутый только на две нижние пуговицы , позволял разглядеть ослепительно чистое белье , изобличавшее привычки порядочного человека; его запачканные перчатки казались нарочно сшитыми по его маленькой аристократической руке , и когда он снял одну перчатку, то я был удивлен худобой его бледных пальцев . Его походка была небрежна и ленива , но я заметил, что он не размахивал руками , – верный признак некоторой скрытности характера. Впрочем, это мои собственные замечания, основанные на моих же наблюдениях, и я вовсе не хочу вас заставить веровать в них слепо. Когда он опустился на скамью, то прямой стан его согнулся, как будто у него в спине не было ни одной косточки ; положение всего его тела изобразило какую-то нервическую слабость: он сидел, как сидит бальзакова тридцатилетняя кокетка на своих пуховых креслах после утомительного бала . С первого взгляда на лицо его я бы не дал ему более двадцати трех лет, хотя после я готов был дать ему тридцать. В его улыбке было что-то детское. Его кожа имела какую-то женскую нежность; белокурые волосы, вьющиеся от природы, так живописно обрисовывали его бледный, благородный лоб , на котором, только по долгом наблюдении, можно было заметить следы морщин, пересекавших одна другую и, вероятно, обозначавшихся гораздо явственнее в минуты гнева или душевного беспокойства. Несмотря на светлый цвет его волос, усы его и брови были черные – признак породы в человеке, так, как черная грива и черный хвост у белой лошади. Чтоб докончить портрет, я скажу, что у него был немного вздернутый нос, зубы ослепительной белизны и карие глаза ; о глазах я должен сказать еще несколько слов.

Во-первых, они не смеялись, когда он смеялся! – Вам не случалось замечать такой странности у некоторых людей? Это признак – или злого нрава, или глубокой постоянной грусти. Из-за полуопущенных ресниц они сияли каким-то фосфорическим блеском , если можно так выразиться. То не было отражение жара душевного или играющего воображения: то был блеск, подобный блеску гладкой стали, ослепительный, но холодный; взгляд его – непродолжительный, но проницательный и тяжелый, оставлял по себе неприятное впечатление нескромного вопроса и мог бы казаться дерзким, если б не был столь равнодушно спокоен . Все эти замечания пришли мне на ум, может быть, только потому, что я знал некоторые подробности его жизни, и, может быть, на другого вид его произвел бы совершенно различное впечатление; но так как вы о нем не услышите ни от кого, кроме меня, то поневоле должны довольствоваться этим изображением. Скажу в заключение, что он был вообще очень недурен и имел одну из тех оригинальных физиономий , которые особенно нравятся женщинам светским».

Рассказчик активно «разглядывает» героя (эти места помечены жирным шрифтом) и делится своими выводами с читателем.

Простим Лермонтову невольное самолюбование и возьмем его метод на вооружение. Когда вам понадобится описывать кого-то (реального человека или выдуманного), выделите в его внешности яркие детали, которые могли бы раскрыть главные черты его характера, и расскажите о них. Вам нет нужды перечислять все его приметы (мы не составляем отчет для полиции) – просто расскажите о том, что произвело на вас наибольшее впечатление. Не стоит также «подавать» свой метод слишком нарочито: «У него были усталые глаза, а значит он много думал и страдал», «у него был длинный прямой нос, а значит… в детстве его дразнили «Буратино». Читатели прекрасно сделают выводы сами, если вы дадите им достаточно материала. И главное, это будут именно ИХ выводы, а мы привыкли дорожить результатами своих умозаключений.

Детали виртуозно умел использовать Лев Толстой. Давайте вспомним начало «Войны и мира» – ту самую длинную фразу на французском языке, рассказывающую о продвижении Наполеона по Европе. Анна Павловна Шерер обращает ее к князю Василию, который вошел в гостиную «в придворном, шитом мундире, в чулках, башмаках и звездах, с светлым выражением плоского лица». Перед нами портрет «совершенного придворного», и мы можем догадаться, что хотел сказать нам Толстой странной фразой «светлым выражением плоского лица»: на лице князя Василия давно застыла маска неискренности, и от постоянного уже привычного напряжения мышц, удерживающих «светлое выражение», его лицо кажется плоским.