Елена Первушина - Умри, ведьма!

Представлять читателю нового автора всегда сложно, ибо за словами «молодой писатель» обычно звучит предупреждение — «писатель неопытный». Молодой писатель должен подавать надежды, автор же предисловия обязан разъяснять читателю масштабы этих надежд и авансом расточать похвалы еще ненаписанным книгам. На этом фоне сам текст, о котором ведется речь, как бы отходит на второй план: все его недостатки оправдываются молодостью автора, а достоинства рассматриваются лишь как прелюдия к будущим достижениям. Словом, лучшего способа вогнать автора в краску, а читателя — в тоску и представить себе невозможно.

По счастью, книга Елены Первушиной не нуждается в объяснительных записках и оправдательных приписках. Перед нами текст, принадлежащий опытному писателю, профессионально владеющему литературным языком, способному двумя-тремя фразами увлечь читателя и заманить его в свой мир. Заинтриговать сочетанием таинственной недосказанности с логическим анализом, романтики — с легкой, едва заметной иронией, живых и полнокровных характеров — с подробным (но не до чрезмерности) описанием реалий мира, его культуры, истории, обычаев и национальных особенностей населяющих его народов. Пусть даже этот мир выдуман автором — читатель погружается в него полностью, начиная искренне сочувствовать не только героям, но их народам, культурам, к которым они принадлежат. Культурам очень разным, временами враждебным, но неизменно — живым и предельно реалистичным.

«Культурологическая фантастика» вовсе не является изобретением нашего времени. Однако в большинстве своем произведения, затрагивающие проблемы культуры и национальной психологии несуществующих народов, в конечном счете сводятся к банальной этнографии (чего не избежала даже Урсула Ле Гуин). С другой стороны, авторов, воссоздающих историю, географию, политику и экономику фантастического либо «альтернативного» мира, культурные аспекты обычно интересуют в самую последнюю очередь. Для них куда важнее глобальные политические изменения или участь втянутых в эти события людей, судьба империй или отдельных героев — но не народов и культур.

Роман «Короли побежденных» принадлежит к тому странному жанру, который можно охарактеризовать как «фантастику без фантастики». По всем внешним признакам он должен относиться к фэнтези, однако эта фэнтези почти лишена волшебства. Здесь отсутствуют чудесные путешествия и волшебство, а главным фантастическим элементом является сам мир. Перед нами — классическая «псевдоистория», повествующая о незнакомых нам, но вполне реалистичных странах и временах, находящихся где-то в обобщенном (но тем не менее весьма точно выписанном) Средневековье.

Время действия романа весьма условно можно определить как шестнадцатый, семнадцатый или даже восемнадцатый век — но только застывший на много сотен лет. С нашим миром его связывают очень тонкие ниточки — в основном латинские названия растений да европейские корни некоторых имен. Само же действие «Королей побежденных» разворачивается на неизвестном острове, несколько веков назад заселенном асенами и тардами, отнявшими эту землю у аборигенов-церетов.

Культура всех трех народов тоже находится в общих рамках европейской, но при этом не является христианской, что неоднократно подчеркивается автором. При желании у всех трех можно попытаться найти реальные прототипы и исторические корни. Цереты похожи одновременно на евреев и на протестантов Северной Европы — германских лютеран или французских гугенотов. Они консервативны, основательны, плохо воспринимают чужие культуры, крайне привязаны к единоплеменникам и очень неловко ощущают себя в обществе чужаков (особенно хорошо это описано в повести Елены Первушиной «В городе и мире», не вошедшей в данный сборник). Напротив, тарды открыты, энергичны и воинственны, они целиком принадлежат средневековой католической Европе и более всего походят на франков Карла Великого или германцев времен Священной Римской империи.

А вот с асенами провести подобный анализ сложнее — несмотря на то, что именно попытке воссоздания менталитета этого странного и красивого народа целиком посвящен первый роман сборника (точнее, цикл из трех повестей, разделенных достаточно крупными временными промежутками).