Коллектив авторов - Испытание реализмом [Материалы научно-теоретической конференции «Творчество Юрия Полякова - традиция и новаторство» (к 60-летию писателя)]

«От сумы и от тюрьмы не зарекайся». Урлаг куда демократичнее ГУЛАГА по вполне объяснимым причинам. В Урлаге кантовалось и кантуется гораздо больше наших сограждан, на порядки больше, чем в ГУЛАГЕ, но даже в этой весьма «демократичной» системе героям и персонажам «Козленка в молоке» делать просто нечего. И, по моему глубочайшему убеждению, этот факт является серьезным достижением русской литературы.

Догадываюсь, что это утверждение может вызвать смех у некоторых знатоков. Им я советую вспомнить все самые выдающиеся произведения отечественной литературы и исследовать их именно с этой точки зрения. Уверяю всех рискнувших посмеяться: таковых произведений будет очень немного.

Бог – это идеал, все божественное для людей смертных – идеально. Все идеальное недостижимо для нас. Человечество в целом и многие нормальные люди в отдельности хотели бы достичь идеала, но его достичь невозможно, как невозможно достичь предела устремленной к нему функции. Вот он, совсем близко… недосягаемо близко! И чем ближе, тем… дальше!

И, может быть, именно эта недосягаемость идеала успокоила людей обыкновенных, и они стали просто жить, жить в том пространстве, которое Фридрих Ницше очертил термином «человеческое, слишком человеческое».

И живет «человечкина душа» в этом пространстве, и радуется, придумывая себе всевозможные игры и развлечения, типа романа «В чашу».

Из вышесказанного следует прежде всего вопрос: «А как же писать героев и негероев из времени потребителей, чтобы хотя бы уж укрепить государственный иммунитет, а то и повысить его? То есть, грубо говоря, принести пользу согражданам и государству в целом?»

Ответы я нашел у древних греков.

«Если почитается не сама истина, а то, что должно быть на нее похоже, то Софокл и сам сказал, что он изображает людей такими, какими они должны быть, Еврипид же – какие они есть». Из «Поэтики» Аристотеля 20 20 Цит. по: Зелинский Ф.Ф. Вступительная статья. / Софокл. Драмы. В пер. Ф.Ф. Зелинского. М., 1990. С. 448.205

О том же говорил в одной из своих речей Аристид: «Что касается трагедии, то я вижу, что у Эсхила не было причин показывать и разыгрывать на сцене пустую болтовню; уверен также, что и приятнейший в речи Софокл никогда не слушал, какую болтовню поднимают афиняне, ведь оба этих поэта, по-моему, больше всего стремились к необходимой серьезности и изображению нравов лучшими, чем они в действительности были; Еврипида же обвиняют в том, что он свыкся с пустыми разговорами горожан» 21 21 Там же. С. 453.

Юрий Поляков вроде бы избрал путь Еврипида. Но не забыл он и Софокла, о котором Плутарх написал, что, «подражая сначала с радостью высокому стилю Эсхила, он затем избавился от резкости и искусственности собственного письма и, наконец, изменил образ речи, так что тот стал наиболее подходящим для изображения нравов и потому самым лучшим…» 22 22 Из трактата Плутарха «О преуспеянии». Там же. С. 448.

Сказанного вполне достаточно, чтобы хотя бы уж в легком абрисе увидеть, в каком поэтическом пространстве Юрий Поляков сработал данное произведение.

– Люди должны быть такими, какие они есть;

– стиль, не только диалоговый, но и повествовательный, а также стиль мышления нарратора (повествователя истории) должны соответствовать описываемой социально-психологической атмосфере;

– сам сюжет должен соответствовать симпатичной идее Сократа: «Поэт должен творить мифы, а не рассуждения» 23 23 Платон. Собрание сочинений в четырех томах. Том 2. М., 1993. С. 11 .

А уж миф-то Юрий Поляков отыскал совершенно роскошный, о чем уже было сказано ранее! Миф опасный, как огонек спички в куче хвороста.

Кривую нормального распределения немецкого математика, физика и астронома Карла Фридриха Гаусса (1777–1855) должны знать все люди думающие, особенно люди, пишущие человека, общество, государство. Похоже, не знают. До сих пор не знают, вот что обидно! Для писателей, работавших до Гаусса, это простительно. И даже для тех, кто работал лет 50−70 после него. Я не имею претензий к писателям, жившим до 1920-х годов и творившим, как правило, человека ущербного в той или иной степени, в том или ином смысле. Многие, например, слышали расхожую когда-то мысль о том, что орден Октябрьской революции за номером 2 вполне можно было вручить русской литературе XIX в. именно за моральную подготовку этого всемирного значения действа. Как не герой – так обязательно с каким-то злоумышленным ущербом. От автора к автору. От произведения к произведению. И ведь – гении! Ну не знали они, что нормальных людей в любом обществе подавляющее большинство. Что эта нормальность – очень стойкая. Что основной объем кривой нормального распределения находится в «колоколе» этой кривой, а не в «фалдах»! Не знали они, что ж тут поделаешь. А мы-то знаем, мы-то в метро катаемся по два-четыре раза в день: там все люди нормальные. Не убийцы, не насильники, не патологические изменники, не ворюги, не бандюки. – Нормальные! Процентов на 90−95! А то и чуть больше.