Коллектив авторов - Испытание реализмом [Материалы научно-теоретической конференции «Творчество Юрия Полякова - традиция и новаторство» (к 60-летию писателя)]

Ю. Поляков активно использует в романе окказиональные сочетания и наречия образа действия, которые, как правило, служат для характеристики поведения, выражения лица, отражения сильных переживаний и эмоционального состояния героев: Вдруг она вскинула голову и увидела Андрея Львовича. Ее лицо тут же преобразилось, осветившись улыбкой, но не обычной вежливой, а какой-то лукаво-доверительной, даже заговорщицкой, будто ее с Кокотовым соединяла некая общая, немного забавная, но в целом трогательная тайна; Огуревич сидел красный, с гибельной улыбкойна лице; Судя по безмятежной пластмассовой улыбке, он тоже ничего не знал о внезапном недуге автора «Знойного прощания»; Появилась официантка с неподвижной, словно приклеенной скотчем улыбкой; Пегги Смайл, пышноволосой блондинке с формами куклы Барби и белоснежной, как сантехнический фаянс, улыбкой, русский мальчик сразу понравился; ‒ Дмитрий Антонович был Цицероном! ‒ насильственно улыбаясь, сообщил ревнивый писатель.

Интересно, что улыбка у Ю. Полякова может выступать в качестве языкового средства выражения возраста человека: Боже мой, сколько многообещавших мужских судеб погублено бессмысленно солнечной младенческой улыбкой!; ‒ Она потягивается, встает, озаряется молодой утренней улыбкой; ‒ Сказал, что все средства идут на борьбу с Ибрагимбыковым! ‒ Лилипутское личико старика сморщилось в мудрую улыбку; ‒ Ну ничего, докончу в другой раз! ‒ Болтянский собрал морщины в улыбкуи обнажил юную пластмассу зубов.

Улыбка может свидетельствовать и о национальной принадлежности героя: И вот Чингизид, сидя в украшенном цветами оперном театре и храня на лице ничего не значащую восточную улыбку, рассеянно слушал праздничную кантату по мотивам алконосовского эпоса; Шариат в этом смысле, объяснял он с врожденной азиатской улыбкой, гораздо гибче и справедливее брачного законодательства России.

Таким образом, Юрий Поляков своим творчеством, особой стилевой структурой, разнообразием используемых языковых единиц раскрывает богатство русского языка. Улыбка как средство невербального общения в романе «Гипсовый трубач, или Конец фильма» не только репрезентирует переживания человека, но и отражает его внутренний мир.

1. Войлова К.А. А.С. Пушкин: Соотношение объективного и субъективного в языке и стиле. – М., 2007. – 133 с.

2. Дмитриева Л.И. Словарь языка жестов: Более 1300 словарных статей / Л.И. Дмитриева, Л.Н. Клокова, В.В. Павлова; Худож. М.М. Салтыков. – М.: ООО «Издательство АСТ»: ООО «Издательство Астрель»: ООО Издательство «Русские словари»: ЗАО НПП «Ермак», 2003. – 320 с.

Художественный текст как произведение искусства являет собой законченную картину, которая поддается анализу лишь в той степени, в какой мы способны усмотреть в ней символ времени. К. Юнг называет бессознательную активизацию архетипического образа, осуществляемую художником, феноменом, помогающим ощутить в изначальных образах тысячи голосов, «след тех радостей и печалей, которые несчетно повторялись в нашей родовой истории» [9]. Писатель, выразивший в своем творчестве нерв своего времени, делает читателя богаче еще на одну жизнь – на жизнь писателя, создавшего книгу.

Понятия прецедентный текст, прецедентное высказывание, прецедентное имя, текстовая реминисценция встречаются в работах Ю.Н. Караулова, Ю.А. Сорокина, Ю.Е. Прохорова, В.Г. Костомарова, И.М. Михалевой и др. Нельзя сказать, что термин прецедентность относится к устоявшимся и однозначно трактуемым учеными. Выделим объединяющий смысл интерепретации данного термина: прецедентный текст (от лат. рrаесеdеns (рrаесеdеntis) – предшествующий текст, который, по мнению Ю.Н. Караулова, хорошо известен конкретной этнокультурной языковой личности и ее «широкому окружению, включая предшественников и современников». Прецедентный текст как законченный и самодостаточный продукт речемыслительной деятельности, как полипредикативная единица представляет собой сложный культурно обусловленный знак, включающий сумму значений, воспринимаемых конкретным этносоциуомом в качестве культурных мифологем [4]. Заметим при этом, что объем и количество семиотических компонентов социокультурной реальности не равны их смыслу. Прецедентный текст хорошо знаком любому члену лингвокультурного сообщества, в когнитивную базу которого входит инвариант его восприятия и индивидуальной оценки. Обращение к прецедентным текстам многократно возобновляется в речевой практике говорящих через связанные с этим текстом высказывания или символы, которые и выступают как прецедентные маркеры.