Олег Лекманов - «Жизнь прошла. А молодость длится…» Путеводитель по книге Ирины Одоевцевой «На берегах Невы»

С. 405 Весной, когда стало известно… – И все опасались за его жизнь. – Сравните в мемуарах Г. Иванова: “…весной, когда тело Чеботаревской нашли, Сологуб заперся у себя в квартире, никуда не выходил, никого не принимал” (157, т. 3, с. 143).

С. 405 Появился он совершенно неожиданно… – Ведь он скоро, очень скоро встретится с Анастасией Николаевной. Навсегда. – Сравните в мемуарах Г. Иванова:

“Удивляло всех, что книги, которые брал Сологуб, были все по высшей математике.

Зачем ему они?

Потом Сологуб стал снова появляться то здесь, то там, стал принимать, если к нему приходили. О Анастасии Николаевне, как о живой, не говорил больше, и второй прибор на стол уже не ставился. В остальном, казалось, ни в нем, ни в его жизни ничего не изменилось.

Зачем ему нужны были математические книги, – узнали позже.

Один знакомый, пришедший навестить его, увидел на столе рукопись, полную каких-то выкладок. Он спросил Сологуба, что это.

– Это дифференциалы.

– Вы занимаетесь математикой?

– Я хотел проверить, есть ли загробная жизнь.

– При помощи дифференциалов?

Сологуб «каменно» улыбнулся.

– Да. И проверил. Загробная жизнь существует. И я снова встречусь с Анастасией Николаевной…” (157, т. 3, с. 143–144).

Сравните со свидетельством о последних часах Сологуба, которое приводится в работе А.В. Лаврова: “…бредил Настей: «Она ждет меня, она зовет меня. Если бы она была жива, она бы сумела бы помочь мне, спасти меня»…” (380, с. 301).

С. 405 В эту мою последнюю “петербургскую зиму”… — Намек на книгу мемуарных очерков Г. Иванова “Петербургские зимы”. Речь идет о зиме 1921–1922 гг.

С. 405–406 Уезжали мы “легально” и отъезда своего не скрывали. – Как мы уже отмечали, О. и Г. Иванов покинули Советскую Россию не вместе (см. с. 633).

С. 406 Ирецкий горячо настаивал… – Об Ирецком см. с. 613.

С. 406– Счастливая! Как я вам завидую! – вздыхает Олечка Арбенина. – В журнальной публикации было: “…вздыхают остающиеся” (275, с. 123). О взаимном чувстве соперничества и неприязни между О. и О. Гильдебрандт-Арбениной подробнее см.: 340, с. 830–831. Однако эти же исследователи цитируют выразительную приписку О. на открытке Н. Залшупиной (?), отправленной из Берлина в Петроград Гильдебрандт-Арбениной в 1922 г.: “Милая Оличка, тут весело и много флертов. Привет всем. И. Одоевцева” (там же, с. 831).

С. 407 …держа мою руку в своей тяжелой, каменной руке. – Аллюзия на реплику Дон Гуана из “Каменного гостя” Пушкина: “…о тяжело / Пожатье каменной его десницы” (317, т. VII, с. 171).

С. 407 Вы успели замуж выйти за Георгия Иванова… – См. с. 632.

С. 408 Но я не стала писать по-французски. – По-французски должен был выйти последний роман О. “Оставь надежду навсегда”. Сравните в письме О. к В. Маркову от 18 марта 1956 г.: “…выгоднее во всех отношениях писать не по-русски. Я этому следовала всего один раз: когда написала «Laisse tоute Espе́rance»” (438, с. 23). Сравните также в некрологе Одоевцевой, написанном И. Чинновым об этом романе: “Она погубила его, явившись к Гастону Галлимару и устроив скандал: почему он медлит с книгой, что за безобразие?! По уходе Ирины Владимировны Галлимар, царь и бог французского книжного рынка, велел рассыпать набор. Странно, что такая умная женщина так наглупила. Ведь она была – «ума палата»!” (404, с. 293).

С. 408 Сологуб умер в 1927 году в Царском Селе. – Сологуб умер 5 декабря 1927 г. в Ленинграде.

С. 408–409 Но я и сейчас вижу его, бредущего по аллеям… – Лишь тебя на свете нет. – См. у Г.А. Левинтона по поводу этого фрагмента НБН: “Мемуары И.В. Одоевцевой, как правило, не вызывают особого доверия, хотя бы чисто интуитивно. Отчасти это объясняется отсветом «Петербургских зим», отчасти – необыкновенной стилистической фальшью монологов, приписываемых ею своим персонажам, особенно в тех случаях, когда слишком хорошо видно, как эти монологи экстрагированы из их стихов или статей. Так, весьма странный пример представляет собой сцена, описывающая Сологуба <���…>. Нарочитая неясность («и сейчас вижу») как бы должна внушить читателю, что таким его и в действительности видела мемуаристка, но даже если считать эту картину исключительно воображаемой, то и в этом случае кажется не очень правдоподобным, чтобы Сологуб на ходу читал свое предсмертное стихотворение, поскольку девять месяцев до смерти не вставал с постели (и умер он, так и не попав в Царское Село)” (198, с. 563).