Олег Лекманов - «Жизнь прошла. А молодость длится…» Путеводитель по книге Ирины Одоевцевой «На берегах Невы»

“Допросы Гумилева больше походили на диспуты, где обсуждались самые разнообразные вопросы – от «Принца» Макиавелли до «красоты православия». Следователь Якобсон, ведший таганцевское дело, был, по словам Дзержибашева, настоящим инквизитором, соединявшим ум и блестящее образование с убежденностью маниака. Более опасного следователя нельзя было бы выбрать, чтобы подвести под расстрел Гумилева. Если бы следователь испытывал его мужество или честь, он бы, конечно, ничего от Гумилева не добился. Но Якобсон Гумилева чаровал и льстил ему. Называл его лучшим русским поэтом, читал наизусть гумилевские стихи, изощренно спорил с Гумилевым и потом уступал в споре, сдаваясь или притворяясь, что сдался, перед умственным превосходством противника…

Я уже говорил о большой доверчивости Гумилева. Если прибавить к этому его пристрастие ко всякому проявлению ума, эрудиции, умственной изобретательности – наконец, не чуждую Гумилеву слабость к лести, – легко себе представить, как, незаметно для себя, Гумилев попал в расставленную ему Якобсоном ловушку. Как незаметно в отвлеченном споре о принципах монархии он признал себя убежденным монархистом. Как просто было Якобсону после диспута о революции «вообще» установить и запротоколировать признание Гумилева, что он непримиримый враг Октябрьской революции” (157, т. 3, с. 169–170).

Евгений Львович Якобсон (1895–1938), который действительно вел дело Гумилева и допрашивал его, состоял в это время в должности уполномоченного Особого отдела, начальника 2-го специального отделения и начальника агентуры Особого отдела Петрограда. Сравните о нем и Гумилеве в дневнике Кузмина от 11 сентября 1921 г.: “О Гумилеве все мрачнее и страшнее. Всю ночь напролет читал свои стихи следователю” (185, с. 485). Блестяще образован Якобсон не был, хотя и окончил Виленскую гимназию.

С. 402 Так он якобы с восторгом вспоминал о своем пребывании в лазарете Александры Федоровны в Царском. – …но о своей влюбленности никогда не упоминал. – Ни в каких документах и мемуарах, кроме НБН, слухи о рассказах Гумилева следователю про свое пребывание в лазарете Александры Федоровны не отложились. Возможно, О. в данном случае оттолкнулась от следующего фрагмента мемуаров Ходасевича о его последнем разговоре с Гумилевым: “Мне почему-то запомнился только его рассказ о пребывании в царскосельском лазарете, о государыне Александре Феодоровне и великих княжнах” (387, с. 138).

В начале мая 1916 г. “у Гумилева был обнаружен процесс в легких, и его поместили в лазарет Большого дворца в Царском Селе, где старшей медицинской сестрой работала императрица Александра Федоровна, шеф тех полков, в которых служил Гумилев” (353, с. 240). Покинул лазарет Гумилев после 8 июля этого года (там же, с. 244). Лежа в лазарете, он неоднократно общался и с императрицей Александрой Федоровной (1872–1918), и с ее второй дочерью, великой княжной Татьяной Николаевной (1897–1917), и с остальными великими княжнами (там же, с. 240–241).

С. 403 На вопрос о том, был ли виновником гибели Гумилева какой-то провокатор, я ответить не берусь. – …возводить на него такое чудовищное обвинение. – Решающую роль в судьбе Гумилева сыграли показания против него В.Н. Таганцева, данные 6 августа 1921 г. (217, с. 34). Никакие провокаторы в дело, судя по всему, замешаны не были. И Ходасевич, и Г. Иванов без достаточных оснований намекали как на провокатора на поэта Владимира Александровича Павлова (см. с. 776), впрочем, не называя его имени (387, с. 136–137; 157, т. 3, с. 167).

С. 403 Смерть Блока. Его похороны. – Блок умер 7 августа 1921 г. Хоронили его 10 августа. О. была на этих похоронах. В газетной публикации фрагментов НБН она писала об Ахматовой: “Я увидела ее впервые за эти годы на похоронах Блока, которые она так замечательно описала” (281, с. 7). Приведем здесь описание похорон Блока из дневника Л. Урванцова: “К 10 часам утра у его дома на Офицерской, 57, кв. 23, небольшая группа… В изголовье гроба горит лампада. Свечи у гроба потушены. В руках покойника образок… Все стоят в полном молчании. Тут А.Л. Волынский, еще несколько писателей, а больше какие-то девицы-еврейки… Я вышел во двор. Там Ольденбург, Тартаков, Монахов, Кауфман и др. Пришли нищенки. Вскоре с церковным пением вынесли гроб… Толпа не особенно большая. Представителей власти – не видно. Многих литераторов не было” (212, с. 137).

С. 403 Неудачные попытки его спасти. Даже заступничество Горького ни к чему не привело. Расстрел Гумилева. – Группа писателей и литературных деятелей, представлявших различные советские культурно-просветительные организации, обратилась в Президиум Петроградской Губернской Чрезвычайной Комиссии с ходатайством об освобождении Гумилева. Ходатайство подписали А. Волынский, М. Лозинский, Б. Харитон, А. Маширов, И. Ладыжников и М. Горький (314, с. 63). Однако никаких последствий это ходатайство не имело – 26 августа 1921 г. Гумилев был расстрелян.