Олег Лекманов - «Жизнь прошла. А молодость длится…» Путеводитель по книге Ирины Одоевцевой «На берегах Невы»

Фрагмент, близко перекликающийся с рассуждениями о Блоке, приводимыми в НБН, можно найти в книге К. Чуковского “Александр Блок как человек и поэт” (1924):

“…если бы <���…> мы непременно захотели причислить поэта к какой-нибудь поэтической школе, нам пришлось бы, мне кажется, обратиться в Германию, на целое столетие вспять, к так называемым Иенским романтикам. Во многом между ними и Блоком сходство разительное: те же мысли, те же приемы, те же слова, те же образы.

Если поэтика Блока есть поэтика тайны, то в чем же, как не в откровении тайн, видели сущность искусства молодые романтики Иены? Если Блок отвергает земное, во имя неземной благодати, то разве не таково же было отношение к земному у Вакенродера, Тика, Новалиса?

Если он видит в поэзии религию, откровение бесконечного в конечном, то разве не таково же было отношение к поэзии у них? Если он певец сновидений, то разве Новалис не был певец сновидений? <���…>

Словом, если бы летом 1799 года Блок прочитал свои первоначальные стихи за столом у Каролины Шлегель – ей, Фридриху Шлегелю и Фридриху Шеллингу, – они почувствовали бы в нем своего. Какое письмо написала бы о нем Каролина своей удивительной дочери Августе! Его томление по Прекрасной Даме было бы сочувственно понято теми, кто лишь за год до того наблюдал, как из умершей девочки Софии фон Кюн ее неутешный возлюбленный создал себе вечную святыню, воплощение мирового блаженства, ту самую Weltseele, которая, по ощущению Шеллинга, составляет нерасторжимую связь между юдолью и богом <���…>

В Блоке чувствовался мистик именно германского склада души, соотечественник Мейстера Экгардта, Иоганна Таулера, Якоба Бёме. Его боговидение было чисто тевтонское. Вообще в русском символизме Блок, как и Андрей Белый, – представитель германских, а не латинских литературных традиций” (407, с. 75–76).

Сравните, впрочем, в мемуарах Н. Павлович:

“Мы заговорили о романтизме, о немецких романтиках.

– У них нет настоящего величия. Кое-что они увидели в туманах. И в наших снах это было… Подождите, я сейчас покажу вам их портреты! – сказал Блок и ушел к себе.

Через несколько минут он принес какую-то книгу с портретами Тика, Новалиса, Гофмана и Брентано.

– У них невыразительные лица. С такими лицами нельзя достичь величия.

Я искоса посмотрела на прекрасное лицо самого Блока. Он заметил мой взгляд.

– Нет, я серьезно говорю. Они настоящего величия не достигли, не могли достигнуть” (297, с. 490).

С. 247 Ведь его пращур Иоганн Блок прибыл из Германии и стал лекарем императрицы Елисаветы. – “По отцу Блок – немецкого происхождения. Его прапрадед, мекленбургский выходец, Иоганн фон Блок, переселился в Россию в 1755 году и состоял лейб-медиком при императрице Елисавете Петровне” (246, с. 13).

С. 248 …как для Фридриха Шлегеля… – Карла Вильгельма Фридриха фон Шлегеля (Friedrich Schlegel; 1772–1829), одного из главных теоретиков йенского романтизма.

С. 248 …как Новалис… – Литературное имя йенского романтика Фридриха фон Харденберга (Georg Friedrich Philipp Freiherr von Hardenberg; 1772–1801). Сравните, например, в книге К. Мочульского: “Блок верен духу немецкого романтизма: Новалис и Шеллинг, Вагнер и Ницше соединяют свои голоса с его голосом” (246, с. 247).

С. 248 Молчите, проклятые книги, / Я вас не писал никогда. – Финальные строки стихотворения Блока “Друзьям” (1908):

(55, т. 3, с. 125–126)

Эти же строки цитируются в книге К. Мочульского о Блоке (246, с. 234).